Бросив взгляд на одну половину кровати, увидел безмятежно
сопящую Уну, которая решила не надевать никакой ночнушки и
расположилась в чем мать родила. Вдобавок девушке явно было жарко,
так как одеяло она скинула. Я невольно залюбовался ей, но никаких
желаний это любование у меня не вызвало. Слишком тяжело действовали
последствия вчерашней пьянки. С другой стороны постели, я увидел
новоиспеченную старосту, которая тоже сопела, но эта хоть ночнушку
надела. Блин, как же голова болит!
Я вылез из кровати, перевалившись через Уну, и, пошатываясь,
встал.
— Плохо? — раздался голос моего фамильяра, в котором явно
звучали сочувствующие нотки.
— Не то слово! — признался я.
— Ладно, помогу…
Фея что-то прошептала себе под нос, и в следующую минуту я
почувствовал, как голову окутывает какая-то приятная теплота. А еще
через минуту мне стало хорошо. Головная боль, как и неприятное
ощущение периодически подкатывающей тошноты, ушло.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я Уну, — думал, голова
лопнет.
— Обращайся, — рассмеялась она и, соскользнув с кровати,
набросила на себя ночнушку, валяющуюся рядом. М-да, она была
сорвана в порыве страсти. Честно говоря, я не помнил толком, что
происходило этой ночью, но, видя довольное лицо Уны, было понятно,
что в грязь лицом я не ударил.
— Что я вчера делал-то?
Честно говоря, вчерашний вечер был в какой-то дымке. Как я ни
старался, не мог вспомнить.
— Ну… — улыбнулась девушка. — Ты очень хорошо выступил в
трактире.
— Выступил? Я что, пел?
— Ага, — рассмеялась Уна, — и было все очень классно. Народ
оценил твое выступление. Ты удостоился долгих оваций. После чего мы
отправились в гостиницу, где занялись любовью! — мечтательно
произнесла она. — И это было прекрасно!
— Ясно, — проворчал я, — ну, ничего такого не делал, за что мне
могло быть стыдно?
— Нет, не делал. — заверила меня Уна, — Я есть хочу! -
— Так вроде уже девять утра, — бросил я взгляд на часы на стене,
— пошли уже. Я тоже не против перекусить. Может, ее разбудим? —
кивнул я в сторону сопящей Светланы. — А то без завтрака
останется.
— Не останется. Или ты своей любимой старосте не купишь еды? —
ехидно посмотрела на меня девушка.
— Куплю, конечно…
— Ну так пусть выспится.
Мы спустились вниз. Олаф Рыжий уже был за стойкой. И во взгляде
гнома, обращенном ко мне, были уважение и зависть?