«Ночь хрустальная, тайная, длинных ножей, на душе…»
Ночь хрустальная, тайная, длинных ножей, на душе.
Начинаем в пивной, и за мной, в неземное и наземь.
На, возьми, на, зажми, нам черед воевать с нелюдьми.
Никому ничего ни за что, а не то все изгадим и сглазим.
Ночь легла, так бела, словно ты захотел темноты.
Ночь постыдно пустынна, невинна, как сон убиенных —
От звонка до звонка. Не река, а рука старика.
Не в нее окуная, иная напишет, стеная, на стенах.
Не за то избивал слабаков женихов Одиссей,
Не за то убивал наповал или мял и пытал заскорузло —
А за годы в трудах, за походы во прах и на страх, —
Не за лоно законное и судоходное русло.
Но не тем, что меж тем на замки всех систем норовят.
Хоть не им, неживым, утонув, дотянуть до рассвета.
Но не вам, пластунам по ворованным ветхим коврам,
Хоть и вас в тот же час, невзирая на вечное вето.
Я начну, где шагну в глубину оголенной груди,
Кислоту пустоты каблуком напролом направляя.
Я начну, как вздохну в беззаботных небес вышину,
Не стирая с запястья ненастья беззубого лая.
Не за то белый свет двадцать лет меня бил и крушил,
Не за то ворожил не убить, так забыть, и простить,
и отплакать,
Не за то я старел, и седел, и на тризне у жизни сидел,
Чтоб не трогать ваш деготь лобзаньем за самую мякоть.
Ночь хрустальная, тайная, длинных ножей, на душе.
На, возьми, на, зажми, с нелюдьми, но не сдержите слова.
Расходись кто куда, навсегда, без суда и стыда.
Пошумели изрядно, и ладно, досадно, что так бестолково.
1982