Совсем недавно, в ноябре 2006 года, была обнародована на русском языке еще одна «тайна – тайна рождения» Лермонтова. В Интернет-журнале «Русский глобус» (издается в Чикаго, США) под рубрикой «Литературоведение» была опубликована статья американо-еврейского писателя Моше Надира (Исаак Райз в 1898 г. в возрасте 13 лет эмигрировал в Америку, умер в 1943 г.) «Тайна Лермонтова». Моше Надир пишет, что юного поэта буквально изводила родословная со стороны отца. Этот факт мы и без него знаем, поскольку тема Лерма и Лермонта давно описана в советском литературоведении. Но американец уверяет, что Ираклий Андроников, самый авторитетный исследователь жизни и творчества Лермонтова, намеренно не ворошит проблему рождения поэта, а сначала III отделение, затем и КГБ все материалы, связанные с рождением Лермонтова, изъяли из архивов. Чего же добивается исследователь? Позволю себе цитату: «Если мы поставим перед собой портреты двадцатишестилетнего Юрия Петровича Лермонтова и его восемнадцатилетней жены Марии Михайловны, а затем сопоставим с портретом двадцатичетырехлетнего Михаила Юрьевича Лермонтова, то при всем желании не обнаружим ни малейшего сходства между ними, ни в общем облике, ни в чертах, ни в окраске волос и кожи. Более того, мы неизбежно придем к заключению, что на последнем портрете изображен человек другой национальности. В частности, это может быть испанец, итальянец, француз, наконец, еврей, но никак не русский и не представитель северных стран». В этом и состоит вся соль статьи – доказать, что Лермонтов был еврей. Хотя, каким образом еврей Моше Надир мог забыть, что согласно Талмуду национальность определяется по матери, а не по отцу, а уж Елизавету Алексеевну, бабушку поэта, во внебрачных связях даже Надир не обвиняет. Этим портретным несходством и объясняет автор статьи поиск Лермонтовым истинных своих корней – сначала шотландца Лермонта, которому посвятил стихотворение «Желание», а затем испанца Лерма.
Внешнее несходство американо-еврейский автор кладет в основу семейного конфликта Лермонтовых. Он смело предполагает, что когда Юрий Петрович увидел, что у сына черные глаза, кожа смуглая, да родился он на «два-три месяца» раньше срока, то «юридический отец» начал пить, играть, вымогать деньги у богатой тещи… А юный Лермонтов, проникнув в семейные тайны, разочаровался и в шотландцах, и в испанцах, стал обращаться к еврейской тематике, хотя «ни одного еврея в его окружении не было». Откуда же подобное влечение, если не зов крови? Да и пишет поэт, умиляется представитель богоизбранного народа, о его соотечественниках только с положительной стороны: «все герои еврейской национальности представлены как люди добрые, честные и отзывчивые к чужому горю… Лермонтов пишет характеры этих героев с такой любовью.». Однако самым загадочным является то обстоятельство, нагнетает страсти Н. Моше, что, в отличие от испанской тематики, поэт в последующие годы неоднократно возвращается к еврейской тематике. «И это тем более удивительно, если учесть, что на протяжении своей жизни поэт не имел никаких контактов с людьми еврейской национальности. До четырнадцати лет он жил в Тарханах под неусыпным оком своей бабушки и если в кои веки забредал какой-нибудь мелкий торговец, в барский дом его, конечно, не пускали. Среди соседей и университетских друзей также не было ни одного еврея, что их не было среди юнкеров и гвардейских офицеров – можно не сомневаться. И тот факт, что Лермонтов неоднократно возвращался в еврейской тематике, уже по сам по себе является уникальнейшим явлением в русской поэзии и говорит о многом. Невольно возникает вопрос: какими корнями питалось это внутреннее влечение поэта к еврейским мотивам?»