-- Ой, ночью страху я натерпелась! Тебя ведь когда Гайн в дверь
заволок, мне показалось ты и не дышал уже! Не водись ты с ним,
сынок, всеми святыми прошу – не водись! Он ведь только пьет на твои
деньги. А ежели заступиться или чего другое, нипочем не пойдет.
Ведь я как плакала и молилась ночью милостивой Маас. Так-то уж мне
страшно было – совсем ты не дышал! Видать сжалилась милосердная:
как закончила я говорить, так ты и застонал…
В целом, идея попаданства не была для меня нова. Но одно дело
воспринимать это как некую игру ума, сказку для взрослых, и совсем
другое - стать попаданцем самому. Да еще в столь странных
условиях.
Никаких тебе мечей и магии, уровней в игре или политических
интриг. Какой-то нищий приморский поселочек и женщина, которая
считает меня непутевым сыном, но при этом любит и жалеет. Я пытался
оценивать ситуацию хладнокровно и понимал, что я просто не наберусь
духу сказать ей, что пьянчужку Оскара таки прибили вчера в
драке.
Мне нужна информация о мире. Вся, какую я смогу получить.
Похоже, мой предшественник наворотил каких-то дел и поссорился со
стаей. Не слишком представляю, что это такое – стая, но судя по
тому, что вчера его добили, лучше бы мне это выяснить
побыстрей.
-- Мам, ты только не пугайся, но у меня с памятью что-то. Видать
от удара, – я потер шишку над ухом и болезненно поморщился, задев
рану на виске, смущенно улыбнулся ее испуганному взгляду и добавил:
-- Ты не пугайся, у меня ничего особо не болит, я вполне здоров, а
что забыл – ты же мне подскажешь?
-- Сынок, может все же к лекарю сходить?
-- Мама, ты сама сказала, что у нас долги, а лекарю ведь платить
надо.
Ляпнул я это наугад, но, судя по примитивному хозяйству и по
тому, как выглядел городок, вряд ли здесь могла быть нормальная
медицинская помощь. Она неловко пожала плечами, соглашаясь со мной,
что да, долгов много, и спорить не стала. Наоборот, поудобней
устроившись на скрипнувшей табуретке, сказала:
-- Ну, раз так, спрашивай, сынок.
-- Что такое стая, мама?
Женщина смотрела на меня испуганно и беспомощно, прижав ладонь к
сердцу, помотала головой, как бы отгоняя дурные мысли и с надеждой
спросила:
-- Сынок, ты шутишь?
Я неловко улыбнулся, не желая ее пугать, и ответил:
-- Нет, мама, я действительно многое забыл.
Она молчала, о чем-то думая, даже пошевеливала губами, как будто
спорила сама с собой. Я терпеливо ждал, но чувствовал себя все хуже
и хуже – навалилась усталость, снова начала кружиться голова.
Наконец она подняла на меня глаза и охнула: