Удар Хирамекарей по палубе расколол корабль пополам, с тяжким
треском он переломился. За тревожными криками шиноби послышался шум
заполняющей трюмы воды. Кисаме пропал, нырнув в воду, а Забуза даже
не попытался его остановить, с яростью сжимая рукоять Кубикирибочо.
Он только и смог, что процедить сквозь зубы:
— Что за дрянь только что произошла?
— Не стой столбом, Забуза! Давай сюда! — раздался крик с
соседнего корабля.
— Ороши! — свирепо воскликнул Момочи, увидев человека, который
мог дать ему ответ на мучающий вопрос. — А ну-ка поясни, что за
падучая на Кисаме нашла?!
— Арауми Фунато с ним случился! — крикнул бегущему к нему по
волнам Забузе Ороши. — Этот треклятый ублюдок морским демонам
печень продал, силен, как Каге!
— Ближе к делу, — запрыгнув на борт, потребовал Момочи.
— Ближе так ближе, — поняв, что Забуза не склонен к выслушиванию
долгих историй, ответил Ороши. — В общем, клан Фунато и все его
пираты были наняты Страной Пламени и сейчас уходят драконить
Узушио. Дайме Страны Воды отдал их Тайкену Страны Пламени. После
этого Кисаме и рванул сюда. Так все и было, а что там в башке у
него перемкнуло — этого я уж не ведаю.
17 августа 59 года от начала Эпохи
Какурезато
Толстая кисть скользила по висящему в пространстве туманному
полотну, оставляя за собой черные линии туши. Легкое прикосновение
— линии четкие, тонкие и контрастные. Нажатие сильнее — линии
жирные и тающие в тумане. Из-под кисти рождались горы, водопады,
бамбуковые рощи, леса и отдельные деревья. Облака висели в небесах.
Морские волны нависли над скалистым берегом. Капли дождя стремились
к черепичной крыше храма. Птицы застыли над цветущими и
одновременно плодоносящими ветвями слив. Лисицы замерли у торий,
ведущих к храму, в попытке поймать неподвижных бабочек. Тропа
скользит меж холмов к крышам домов, скрывающихся под сенью
деревьев.
Горы и воды — так дословно назывался стиль пейзажной живописи
Страны Земли. Цветы и птицы — еще один пейзажный стиль, в котором
акцент делается на изображении растений и всех возможных животных.
Совмещение обоих жанров в одной работе обычно считалось
безвкусицей, но у меня было достаточно большое полотно и
непридирчивые цензоры, так что я мог себе позволить вольности.
Более того, прямо сейчас на картине рождались еще и фигуры людей,
что являлось еще одним смешением жанров.