Господин Эйфред Нестеер удалился по коридору, гордо
неся перед собой округлое брюшко.
Анна никогда еще не чувствовала себя такой
униженной. Начать с того, что в прежней жизни она не сталкивалась с домашним
насилием и газлайтингом. В своем мире она бы давно отреагировала. Господин
Нестеер, по крайней мере, получил бы коленом в пах.
Но здесь… здесь ей не дали защититься. Ибо сознание второй Анны погрузилось в ужас. Госпожа
Нестеер и помыслить не могла о том, чтобы дать отпор абьюзеру. Она просто не
представляла, что такое возможно. И только через четверть часа Аня смогла
заставить ужас и шок стихнуть.
Она села, вытянув ноги, и хрипло рассмеялась.
Обращаясь к своему второму «я», негромко произнесла:
— Ситуация смешная, но страшная. Чего угодно ожидала
от посмертной жизни… или что там со мной произошло… но не этого. Не могу
сказать, что такое положение дел меня устраивает. Вернее, оно меня совсем не устраивает. Не знаю, что каков
будет мой следующий шаг, проснусь я или очнусь, или останусь здесь, но быть
жертвой – не моя стезя. А ты, дорогая Анна, впредь мне не мешай.
… Зубы были целы, но садист попал металлическим
ремешком часов по скуле.
— Мистресс Анна.
Аня подняла взгляд. Давешняя немолодая служанка
глядела на нее с тревогой, но в ее глазах сочувствие боролось с выражением,
похожим на… раздражение?
— Гельда, — память любезно подсказала имя горничной.
— С кем мой сын?
— С Мариссой.
С юной, немного болтливой, но старательной второй
служанкой Анна тоже успела познакомиться. Уходя, акушерка успела
проинструктировать Мариссу, но девушка была слишком молода. Аня забеспокоилась.
— Малыш спит, — подсказала Гельда.
Аня расслабилась и кивнула.
— Вот… дерьмо, — пробормотала она, прикасаясь к
губам. — Тварь, а не мужик.
Служанка неодобрительно молчала. Кажется, ее немного
шокировала обновленная лексика хозяйки. Она протянула Анне носовой платок с
анаграммой – переплетенными буквами А и Т. Оказалось, что вместе с памятью Анны
пришли и другие знания.
— Гельда, — сказала Аня. — Мы ведь с тобой никогда
особо не ладили, да?
Это было чистой догадкой. При виде старшей горничной
у внутренней Анны появлялось чувство страха и неловкости. Опять этот страх.
Словно каждая клеточка молодой женщины была им пропитана.
Служанка поджала губы. А плевать, пусть обижается. У
прежней Анны многое было завязано на памяти и детских стрессах, у нынешней
таких ограничений нет.