***
Боли не было. Возможно, я летел, как во сне. А, может, меня
разобрали на миллионы маленьких молекул, на какую-то
человекоподобную пыль, свободно парящую под солнечными лучами. Но
потом запылесосили обратно, собрав в бесформенный сгусток энергии,
который начал обратно трансформироваться в человеческую тушку.
Я закашлялся, выплевывая вязкую жидкость, заорал, чуть не
выворачивая себя наизнанку, и открыл глаза.
— Что со мной? Где я? — пытаясь сфокусировать зрение, я не
понимал, что происходит, но видел, что какие-то тени окружают меня
со всех сторон.
— Все в порядке, лежи, не вставай, — послышался теплый мужской
голос, — Ты, наконец, дома…
Осознание окружающего прояснялось урывками.
На волне хоть какой-то ясности я разглядел несколько фигур,
стоявших по кругу — люди в темных балахонах с глубокими капюшонами.
Черные затухающие сгустки, втягивающиеся в провалы лиц под эти
самые капюшоны.
Потом волна забвения с проносящимися перед взором картинками из
моей жизни. Дома — это где? В Ясенево? Куда я переехал несколько
лет назад с бабушкой, а потом жил один, когда ее доконала деменция,
и она пропала без вести.
Найти ее — единственного родного мне человека, я так и не смог.
А узбекам я тогда не соврал — родителей и, правда, не было. Ну то
есть лет до восьми были, но погибли в какой-то аварии. Бабушка не
любила об этом говорить, тянула меня в одиночку, хмурилась на все
мои косяки и залеты, а потом молча собирала вещи, и мы меняли город
и школу. Пока не осели в Ясенево, так что да — вполне себе дом.
Когда зрение опять прояснилось, и я смог вынырнуть из вязкой
сонной трясины, понял, что лежу на каком-то постаменте, а рядом,
буквально в метре от меня, на такой же тумбе лежит старик. Мертвый
старик, но с такой довольной застывшей лыбой, с таким
умиротворением на сморщенном бородатом лице, что смело можно было
утверждать, что покинул он этот мир очень счастливым.
Между нами стоял мужчина, тоже с сединой в бороде, и тоже
довольный. Даже несмотря на то, что вместо правой кисти у него
из-под рукава торчал сдвоенный крюк. Это он говорил со мной, не
останавливаясь трындел, что я дома и что все получилось.
— Отдыхайте, Матвей Александрович, не беспокойтесь, мы вас в дом
перенесем, — я услышал заботу в его голосе и, будто перестав
сопротивляться слабости, отключился под продолжающееся мерное
бормотание, — Неужели получилось, как жаль, что барин не дождался,
не пережил…