Поднимаю голову и вижу над собой
настоящего великана. Огромный мужичище в стальном панцире криво
усмехается на шутку стоящего рядом комита Парса, а тот нагибается,
и его холодный, пронизывающий взгляд вонзается мне в лицо.
– Занятный ты мальчонка!
Тонкие губы растягиваются в злой
усмешке.
– Пятеро битюгов битый час валтузят
одного доходягу и толком даже попасть не могут. Очень занятный.
Он еще раз проходится по мне
внимательным взглядом, останавливается на левом запястье и тут же
морщится, словно говоря самому себе – да нет, этого быть не может.
Еще один быстрый взгляд на меня и выражение жесткого лица вдруг
меняется, будто он принял неожиданное решение.
– Как зовут?
Вопрос прозвучал отрывистой командой,
и я, вздрогнув от неожиданности, смог произнести только совсем
несуразное:
– Кого?
– Встань, идиот, когда говоришь с
господином.
В глазах Парса вспыхнул холодный
огонь, и вскочив, я согнулся в глубоком поклоне.
– Юни, мой господин.
– Юни неприкасаемый. – Повторил за
мной комит, глядя на мой лоб, и опять поморщившись, обернулся к
громиле.
– Что скажешь?
Тот лишь пожал плечами.
– Не пойму тебя, Парс, чего ты с ним
возишься? Будь моя воля, я бы немедленно выкинул неприкасаемого за
ворота.
В глазах комита блеснул нехороший
огонек.
– А понимать, Грэм, это не твое дело.
Твое дело бойцов в форме держать, а они у тебя как вареные мухи
ползают.
В ответ здоровяк как-то по-детски
надул губы.
– Зря наговариваешь, Парс, ребята
стараются.
– Стараются, говоришь. – Жесткое лицо
командира охраны вновь скривилось усмешкой. – Вот завтра и
проверим. Возьми вот этого… – Он ткнул в меня пальцем. – И запри до
завтра в карцере, а утром выведешь со всеми на ристалище. Посмотрим
стараются они или даром хлеб жрут.
– При свете дня неприкасаемого вместе
со всеми? – У огромного вояки аж челюсть отвисла, а Парс,
нахмурившись, бросил, не оборачиваясь.
– Слишком много вопросов для одного
утра. Делай что тебе говорят, а с рассветом я сам разберусь с теми,
кому что-то не нравится.
Отрезав, он уже собрался идти дальше,
но десятник остановил его.
– А с этими-то чего делать?
Парс, проследив за жестом своего
десятника, остановил тяжелый взгляд на сжавшихся в кучку
дворовых.
– Этим всыплешь по десятку плетей, чтобы дошло – жизнью каждого
живущего в этом доме может распоряжаться только господин наш –
спафарий Дидал Ашшур.