
А мы ходили такие зелёненькие, в
свежих хэбухах защитного цвета. В начищенных до блеска черных
полусапожках. Рядом с ними мы выглядели как Кремлёвские Курсанты.
Ну, одним словом, они уже ветераны, а мы – «только с вертушки». Мы
ничего не знали, ничего не умели, годились только пускать сопли и
мести двор ржавой лопатой.
Весь прикол в том, что те пацаны
простояли в Рухе, в столице Панджшера, полгода. Теперь их вывели из
Рухи, а нас туда вводят. Ясный пень, что мы побежали задавать
вопросы что там за Руха, что в ней происходит, и чего нам от неё
ждать. Вкратце рассказы спецназовцев сводились к тому, что они при
свете дня по Рухе перемещались либо бегом, либо ползком. Потому что
с гор постоянно работали снайперы противника, стреляли
крупнокалиберные пулемёты ДШК и лупили восьмидесяти миллиметровые
миномёты. В общем, от Рухи нам следовало ждать бесконечную горную
войну, мины всех видов и конструкций, вкалывание до седьмого пота.
Днём там жара, ночью дубак, обезвоживание и некоторые прелести,
связанные с кислородным голоданием. Ништяк перспектива!
В такую вот Руху меня везли на БТРе.
Единственное, что из рассказов спецназовцев хоть как-то скрашивало
перспективу, это то, что в Рухе красивая природа. Я и так
попыжился, и сяк попыжился, чтобы представить себе, как может
выглядеть красивая природа в горах. В блёклой дымке, в детстве, я
один раз видел заснеженные вершины Кавказского хребта. В Грузии, с
пляжа, на берегу Чёрного моря. И как я мог представить себе
красивую природу в горах? Никак не мог себе её представить. Поэтому
в голове у меня получалось только то, что я ехал лазить по минам
без воды в жару и в пургу под пулями снайперов. На какой-то там
красивой природе!
Любой здравомыслящий человек в такие
минуты захочет ущипнуть себя за что-нибудь мягкое, чтобы взвизгнуть
и проснуться в холодном поту. Обвести очумелым взглядом уютную
комнату в советской квартире, вытереть со лба набежавшую от ужаса
испарину и выдохнуть: – «Пф-ф-ф, надо же! Привидится такое»! И я
щипнул себя. За правое бедро. Не-а! Не помогло. Я щипнул ещё раз,
сильнее. Потом щипнул, вообще, пуще прежнего. Но БТР не исчез. Он
пёр по колдобинам разбитой афганской дороги, визжал движками, пылил
и очень сильно качал.
- Что, Димон? Мандавошки, что ли,
егозят под штанами? – Это мой дружбан Серёга Губин решил блеснуть
остроумием. Насчёт моих пощипываний самого себя за ляжку.