Несмотря на раздражение от
вынужденного спора, Эмрис опять улыбнулся, когда увидел, как
незнакомка приближается к нему.
— Только яиц, — пригвоздил звонкий,
но достаточно невысокий голос.
Эмрис потерял чувство реальности на
несколько мгновений.
«Только яиц». Самая последняя фраза,
которую он ожидал услышать первой из уст этой женщины. Это
нормально для местного общества? Чтобы леди так выражались? Или
только ей можно так выражаться? И кому именно — ей?
В пару шагов женщина приблизилась, и
в нос Железному прокрался теплый, окутывающий запах карамели и
соли.
Эмрис повернулся к леди целиком, всем
телом, и не скрываясь уставился. Наклон головы, взгляд и осанка
отличали эту женщину от обвешанных золотом местных «светил» так же,
как отличаются изумруды и рубины от крашеных стекляшек. Она
обладала высоким ростом, достигая Эмрису подбородка или около того.
Когда она приблизилась, ее чистое открытое лицо, сплошь из
аристократических черт, обратилось к нему, а губы — не тонкие и не
слишком пухлые — изогнулись в приветливой улыбке. Густые, как леса
доставшегося ему Редвуда, волосы, каштановые с золотым, в отличие
от замысловатых причесок других дам свивались в пышную косу. Та
лежала у женщины на левом плече, свисая чуть ниже груди. Вплетенная
в нее золотая нить с крупными жемчужинами и изумрудами затейливой
огранки стоила — Эмрис мог дать на отсечение голову — дороже
массивных побрякушек прочих гостий вечера. Точно такая же золотая
нить служила подпояской светлому платью с редкой аккуратной
вышивкой красивого травянистого цвета. Вырез повторял линию изящных
ключиц, включая небольшой угол вниз — достаточный, чтобы
подчеркнуть разворот прямых плеч, но недостаточный, чтобы оголить
даже ложбинку между грудей.
Леди напоминала Эмрису искусно
выделанную скульптуру, не только тем, что была величаво-прекрасна,
но прежде всего тем, что по облику женщины невозможно было угадать
ее возраст. Да, конечно, «молодая женщина» подходило ей идеально,
но насколько именно «молодая»? Было ли ей двадцать или тридцать
два?
Да что там возраст, вздохнул Эмрис в
душе, он даже имени ее не знал!
Раздумывая над личностью незнакомки,
вот уже второй раз пришедшей на выручку, Эмрис не сразу обратил
внимание на ее глаза. Насыщенные, как настоянный в дубовых бочках
ром, они были карими, однако левый зрачок с нижнего внешнего края
зеленился полумесяцем. Совсем как вязовый лист.