Смотрела ли я на него как на мужчину? Тогда нет. Я говорила, что у меня был период открытия сердечной чакры. А это позволяет воспринимать человека без деления на пол… Мне хотелось получить совершенно новый опыт, выходящий за рамки отношений «мужчина и женщина». «То, что ты ищешь, ищет и тебя» – я искала духовной трансформации, освобождения от тьмы внутри. От боли, которая преследовала меня с тех пор, как умерла моя мама.
Мы договорились, что в шесть вечера встретимся в номере и поедем в посольство.
Я приехала в однокомнатную квартиру на «Речном вокзале», которую я тогда снимала. Она выглядела заброшенной. Требовался ремонт. Ощущалось отсутствие уюта, энергии, тепла. Понятие дома было мне незнакомо. Я жила как солдат.
Такой контраст: отель «Мариотт», Пауло, камеры, люди, суета – и вот я сижу в старой квартире со старой мебелью. Мое одиночество было очевидным. Поэтому мне требовалось обновление. Я стала собираться на ужин в посольстве.
Пауло в книге «Алеф» написал, что я пришла в посольство в аляповатом платье. Да, это так и было. Рыжие волосы, фиолетово-зеленое платье с желтыми вставками, жемчуг, яркий макияж. Я представления не имела, как нужно одеваться на прием к послу. Мне были безразличны условности.
Дипломаты – скучные люди, так мне тогда показалось. Обсуждали какие-то поверхностные вещи – кажется, говорили о погоде. Пауло, видимо, чтобы разрядить обстановку, сказал послу, что я собиралась прийти сюда в короткой розовой юбке, чтобы соблюсти свой дресс-код. Посол натужно улыбнулся. Я в ответ сказала, что хочется танцевать, потому что все стоят такие зажатые. Было ужасно скучно, и Пауло тоже скучал. Потом нас пригласили за стол. Оказывается, нельзя садиться раньше, чем сядет посол. А я уселась сразу. Удивительно (и Пауло это отметил), что меня посадили на место его супруги. Поэтому мы сидели рядом, а напротив посол с супругой. Опять же в книге Пауло рассказывает, что я вдруг стала говорить о том, что в детстве меня изнасиловали и что с тех пор душа моя – незаживающая рана. Правда – второе. Душа моя была раной. Наверное, он почувствовал эту боль, хотя и не выказывал того, что понимает меня. Удивительно – он тонко понял меня почти сразу. Я же довольно долго пробиралась к его боли, к его слабости, которая является и силой.