Я хорошо помню заснеженный вокзал, ледяное шампанское и застывшие слезы в глазах… Было страшно, больно, непонятно. Мы хоронили нашу прошлую жизнь.
«Блажен, кто вовремя созрел…».
Увы, нам многого не дано было понять. Их доводы нас не убеждали.
– Дискриминация?
– Бесперспективность?
– Деградация?
– Убогость?
Нет!!! Мы запретили себе думать об этом. У нас была интересная работа, прекрасные дети. А кроме этого – занимались обменами, ремонтами, дачей… Да мало ли что еще могло подменять жизнь! Потом мы будем объяснять это инертностью, инфантильностью, многого не простим себе, но это все потом…
А в телефонном эфире иерусалимской ночи вибрируют родные голоса с чуть заметным английским акцентом.
– Как это здорово встретиться через столько лет! Ваша гостиница совсем близко от нашего дома!
На другом конце провода повисла напряженная пауза.
– Ребята, не обижайтесь. Завтра шаббат, давайте встретимся после шаббата.
Заминка…
– И только в шаббат не звоните… Мы не подходим в шаббат к телефону. Не удивляйтесь, мы – религиозные, любавичи…
– В Иерусалиме этому не удивляются.
И вот, на исходе субботы мы с мужем в холле гостиницы с загадочным названием «Рамада Ренессанс». Английская речь, витает аромат дорогих духов, все изысканно и безупречно. Мы ждем…
Лора и Миша. Из той незнакомой американской жизни. На Лоре парик, элегантный, с проседью; да и сама она утонченно-аристократична, с безразличным прищуром, увы, уже близоруких глаз. И не Лора она, а Лея…
О, как не похожа она на себя прежнюю – озорную, смешливую девчонку, с лукавыми глазами из-под летящей челки. В ней что-то отрешенное, я не верю, что она счастлива. Хотя по эмигрантским меркам – работа по специальности в солидной фирме, свой дом в престижном районе Сан-Франциско, муж, работающий на TV. Миша – хохмач и добряк, похожий на Пьера Безухова, превратился в холёного господина в кипе, степенно-самодовольного. Где его приколы и шутки, заразительный смех? Откуда этот панцирь чопорности? Почему?
Рядом с ними худенький бледный юноша, почти подросток, во всём черном, как и положено учащемуся ешивы. Когда они уезжали, Сашеньке было три года. Он забыл русский, и ему откровенно скучно с нами. Он никогда не прочтёт Толстого, Достоевского, Цветаеву… Он будет жалеть, будет винить родителей, но это всё будет потом… Я так думаю.