Девушка, совсем молодая, моя ровесница. Полностью лысая.
Приехала, перешагнула порог онкоцентра, упала, перестала дышать.
Тут же доставили в реанимацию, искусственное дыхание, ИВЛ,
поддержка сердца. Обошлось. Я выдыхаю. Все вокруг тоже. Больше
здесь делать нечего, идём на этаж. По дороге замечаю куртку и
чемодан. Точно, только приехала…
Тигран вдруг смотрит на часы, морщится и вздыхает:
— Да что ж такое-то?! — Я непонимающе поднимаю на него глаза,
пытаясь угнаться за ним, а он снова вздыхает: — Да у сына сегодня
день рождения…
Не сразу, но на моём лице проступает улыбка. Две недели назад,
как раз в тот день, когда Шевченко стало первый раз плохо и его
экстренно взяли на стол, у дочки Тиграна был день рождения. Четыре
года. Пришёл он в тот день в двенадцатом часу, с тремя тортами и
виноватый, но малышка его дождалась. А что ещё делать, раз у папы
такая работа? И сегодня опять двадцать пять…
— Тигран Сафронович, — с улыбкой протягиваю я, положив ему на
широкое плечо хрупкую ладонь, и он вымученно улыбается в ответ. —
Всё будет хорошо. Ещё даже восьми нет, вы сегодня успеваете!
— Да я ещё даже подарка не купил, — отмахивается Тигран, снимая
с волос хирургическую шапку.
— А сколько лет?
— Семь.
— Так лего! — уверенно предлагаю я, а на его озадаченное лицо
поясняю: — У меня племяшке семь, сейчас все дети тащатся от лего.
Гарантирую!
Он устало улыбается, а я так и не могу сказать, как же отношусь
к этому человеку-сфинксу. Правда. Просто не могу.
Кабинет Тиграна находился аккурат рядом с второй палатой, и мы
зашли напоследок к Шевченко, которого при нас хорошенько вырвало
желчью. И я что-то говорила про уйти пораньше из этого чистилища?..
Вот наивная!
Улыбки на наших лицах как не бывало, но к счастью, нашему
болезному от рвоты стало легче. Боли в животе прошли, возможно, они
были связаны с перерастяжением оперированного желудка. Такая версия
вполне имела право на существование, особенно в пятницу вечером.
Наркотики в этот раз не понадобились. Ставим желудочный зонд,
промываем желудок, Тигран отпускает меня домой. Опять с рыком. Но я
уже настолько выжата, что не обращаю на это внимания. Времени —
девятый час. Я на ногах пятнадцать часов подряд.
«Поем дома… — вздыхаю я, печально посмотрев на контейнер с
нетронутыми за день макаронами с грибами. — Не хочу…»