Амазонка-горничная осталась в дверях, и я вступила на вражескую
территорию в гордом одиночестве. И первым делом споткнулась. Да
чтоб вас! Нельзя же так!
Семейный портрет — одно. А вживую я оказалась не готова к шквалу
хищной красоты, обрушившейся на меня. И глаза! Глаза у них какие —
большие, в густых пушистых ресницах, вытянутые к вискам, такие еще
называются «миндалевидные».
Я так и застыла, буквально пожирая взглядом всех
присутствующих.
— Не стой в дверях, дура, — поприветствовала меня девица лет
четырнадцати. Она сидела ближе всех и косила на меня лиловым
глазом, как злая лошадка.
— Магнолия, манеры. — Какой голос! Я аж вздрогнула. И непонятно,
то ли от испуга, то ли от глубины и музыкальности баритона. — Все
собрались? Подавайте обед.
Ага. Во главе стола у нас явно отец. Боже, у меня мурашки по
коже от одного его взгляда. Отец, ну почему же ты отец?! Отринь же
дочь и имя измени… кхм. Куда-то не туда мысли потекли. Ну вот не
воспринимался этот молодой и харизматичный брюнет, сверкающий
из-под ресниц красновато-коричневыми драгоценными камнями, как
старший родственник и тем более — папочка. Впрочем, так-то я ему
просто приемная. Так что, наверное, это и правильно.
— Тикка, тебе нужно особое приглашение? Присаживайся уже.
Взгляд скользнул на следующего мужчину, сидящего с правого бока.
Это он высказался. Если верить книжке — старший сын великолепного
папаши. Только вот тот его что, лет в пять зачал?! Непонятно.
Ладно, потом разберемся, сейчас лучше сесть на единственный
свободный стул — как раз напротив лиловоглазой кобылки.
Ну, что там бог послал? Суп? Или сначала молитву? Как в лучших
домах? А нет, все же суп. Из какой-то розовой рыбы в сливках.
Сказала бы — из форели, но запах не похож, хотя и вкусный.
Я не спешила хвататься за ложку, сначала надо присмотреться.
Мало ли какие застольные манеры в этом доме. У меня нет проблем с
привычными столовыми приборами, но в чужой монастырь со своей
вилкой не ходят.
— Ортика, — снова обратил на меня внимание отец, — ты выглядишь
бледнее обычного.
— Лучше ее пока не трогать. — Слева от меня сидел тот самый
пацан, который сдул ритуал. Я узнала его голос, точнее, едва
слышный шепот, обращенный к кобылке Магнолии. — Разволнуется и как
устроит нам запах тухлого гоблина в столовой.
— Люпин, придержи язык, — одернул его глава семейства. А потом
снова требовательно посмотрел на меня. В моей голове будто
отбеливателем прошлись, настолько там стало пусто. Но все же
кое-что всплыло в воспоминаниях.