– Я попыталась сказать им это, – проблеяла Нинки, – но они требуют встречи именно с тобой.
– Но почему именно со мной! – начал заводиться Маэстро.
– Потому что ты директор, Джорджо, – приторным тоном напомнила ему Нинки.
Это уточнение примирило Маэстро с обстоятельствами.
– Да-да, конечно… я директор… понятное дело, – буркнул он, с довольным видом поправляя ворот свитера. – Но все-таки надо иметь хоть чуточку уважения к несчастному старику. Хотя бы один из вас, кто доставал меня своими проблемами, подумал, что я сегодня, вероятно, даже не успею поесть?
С удовлетворением отметив выражение сочувствия, проявившееся на физиономиях присутствующих, Маэстро смилостивился: как никак, профком технических сотрудников представлял рабочий класс, и пусть его руководители были теми ещё засранцами, как, впрочем, и те, кого они представляли, встретиться с ними было политически целесообразно.
– Ладно, – сказал Маэстро, снова широко разводя руками. – Скажите им, что как только я вернусь… во время одной из репетиций… или как только выпустим спектакль… в общем, скажите, что хотите… я их приму.
Но вместо привычного гула одобрения сошедшей благодати, в кабинете стояла удивившая Маэстро тишина. Он посмотрел на Нинки.
– Это срочно… – проговорила дребезжащим голосом Старая Синьора. – И к тому же, это предусмотрено соответствующим пунктом внутреннего регламента Театра…
– А не пошли бы вы все в жопу вместе с вашим внутренним регламентом! – взорвался Маэстро, красный от вспышки внезапного гнева.
И скрылся в туалете.
Профком, представлявший различные технические службы Театра, состоял из четырёх человек: троих мужчин и одной женщины. О том, что Маэстро согласился принять их, они узнали в ту минуту, когда, сидя в баре под сценой, смотрели по телевизору повтор давнишнего теннисного матча, сопровождаемого комментарием последней Мисс Италии.
– Он сильно разозлился? – спросила Мария Д’Априле (отдел связей с предприятиями), как всегда в широченной цыганской юбке и просторных жилетках, скрывающих её избыточные формы.
– Не больше, чем обычно, – ответил принёсший это известие. – Он сказал, что примет вас у Адольфо.
– Как это у Адольфо?! – изумился посыльный Этторе Паницца, худой коротышка в синем выходном костюме в белую полоску и белой рубашке, из воротника которой, больше на пару размеров, торчала тонкая шея. – Почему не в театре? Почему не в его кабинете?