Она много и откровенно рассказывала о себе, показала альбом со своими фотографиями, а в десять они тепло распрощались, и он не знал еще, что это был последний день затянувшегося везения.
* * *
В самом начале Мах беспечно интересовался, чем окончится эта история, и вот, когда он уже начал верить, что она будет продолжаться всегда, неожиданно и оттого больней произошел разрыв. Церемония прощания состоялась на обледенелой скамейке в заснеженном сквере. Она отпросилась с репетиции ради этого случая.
– Нам больше не надо встречаться, – сказала она.
Он не стал возражать, почувствовав по ее настроению бессмысленность протеста. Он выразил сожаление, она сказала утешительные фразы.
– Я провожу тебя. В последний раз, – предложил он.
– Не надо. Ни к чему, да и не поздно.
Она ласково улыбнулась, говоря «до свидания» и ушла. Он долго растерянно смотрел ей вслед.
В конце января начались зимние каникулы, и Мах, который никогда так успешно не сдавал сессии и никогда так мало не готовился к экзаменам (заваленную теорию автоматического регулирования он пересдал на «отлично»), с чистой совестью отправился в Ленинград. Он никогда раньше не бывал в этом городе, загадочном и притягательном оттого, что им восхищалась она. А кроме того, Юля говорила, когда ему еще везло, что собирается съездить туда на каникулах, и его радовала возможность побыть с ней в этом городе, даже врозь.
Он никак не мог привыкнуть к образу жизни, который не тяготил его раньше.
Вновь и вновь вспоминал подробности последнего вечера.
Торжественно-прохладный и сочувственный мягкий тон, которым она произнесла свой приговор, до сих пор отдавался внутри внезапным ознобом. Он прощался с ней и еще не верил, что это конец его надежд и беспокойного счастья. Содрогался при мысли, что теперь никогда не будет ожидать ее после репетиции, провожать на противоположный конец города и возвращаться домой через пустынный парк в первом часу ночи, никого и ничего не боясь. Ужасно не услышать впредь потрясающих рассказов об Эрмитаже и впечатлениях от книги Герцена «Былое и думы», которую он никогда не собирался до этого читать. Ничто теперь не заманит его из дома в столь поздний час.
Самолет приземлился в десять вечера, а около двенадцати несчастный философ чудом попал в пустой двухместный номер гостиницы «Ленинград». Принял душ и лег спать в свежую постель почти с наслаждением. Он тут же заснул. Сон не был тревожным и беспокойным впервые за последние дни. Утром встал в хорошем настроении от предвкушения знакомства с великим городом, которым бредила она. Номер уютный, стены украшены полосами коричневого дерева, в углу телевизор, на столе телефон. Жаль, что некуда позвонить. Из окна видна «Аврора» в заснеженном льду Невы. Когда оделся и открыл дверь, увидел двух пожилых женщин, замыкающих дверь напротив. Они оживленно говорили по-английски. «Господи, куда я попал,» – подумал он.