Щербаков отпил глоток коньяка:
– Сколько он отбыл?
– Половину.
– Пишите от его имени бумагу в суд, они направят запрос по месту отбывания наказания и этапируют брата сюда. Я ничего не обещаю, но скажу, кому надо, чтобы рассмотрели положительно. Теперь, надеюсь, он не враг советской власти?
Мирон радостно махнул рукой:
– У меня не забузует. Откормлю, сразу оженю, домик у меня есть на этот случай, в хозяйство впрягется…
– … да молодая жена! – со смехом добавил Емельян.
Курбатов добавил:
– Одним словом, товарищ Щербаков, я за него головой отвечаю.
– Договорились. Но у меня еще один вопрос по крестьянской линии.
В это время осторожно вошла Зина и что-то шепнула хозяину. Тот резким движением выдернул заправленную под ворот салфетку, встал, извинился перед гостями и вышел. Но вернулся скоро, добродушно улыбаясь:
– Скажите, друзья мои, кому я что плохого сделал? Вчерашней ночью воры забрались в магазин, правда, вынесли самую малость, потому что через чувал. Представьте, господа: печь топлена, чувал горячий, как они там лезли – ума не приложу! Приди, попроси, Колмаков еще никому не отказывал.
Мирон не вытерпел:
– А теперь-то что?
Колмаков махнул рукой:
– Скирду сена на заднем дворе подожгли, негодники, ладно, Охрим в конюшне был, твоего коня обихаживал, в окне отблески увидел, поднял мужиков, снегом закидали. Но сено, конечно пропало. А какое разнотравье было: и клеверок, и овсяночка, и визилек молодой, да люцерна с викой, да тимофеева трава.
Мирон улыбнулся:
– Переживешь. Надо будет – я тебе пару возов лесного сена отправлю. Извините, Всеволод Станиславович, сбил наш разговор хозяин с этим пожаром. Вы что-то хотели спросить?
Щербаков словно очнулся:
– Да, хотел услышать ваше мнение, потому что вижу в вас думающего и расчетливого крестьянина. Сколько в вашем селе хозяйств, которые сеют больше ста десятин?
Курбатов прикинул в уме, ответил осторожно:
– Немного. Пожалуй, десятина полтора.
– А иные?
Мирон тщательно подбирал слова:
– Кто как. Многие сеют для своих нужд, кое-что продадут на потребу. А если в хозяйстве одна лошаденка да соха вместо плуга, а из работников только сам хозяин, остальные детки малые да баба больная, то и пяти десятин не поднять.
Щербаков поднял сухие серые глаза:
– А чем же они живут?
Мирон признался:
– С хлеба на квас. Но мы, товарищ Щербаков, помогаем обществом.