– Умница ты моя! – прижал отец голову Мирославы к своей груди. – Не плачь, моя радость, посмотри-ка, что у меня в руках!
Бирюзовая капелька, оправленная в металл серебристого цвета качалась, как маятник, на длинной серебряной цепочке. «Вот почему отец много работал!» – пронеслось в голове Мирославы.
– Папочка, я так тебя люблю! – всхлипнула девушка.
– Ну что ты, что ты… успокойся… – отец, как в детстве, вытирал платком слёзы, непрерывными горошинами катившиеся из глаз Славки, и легонько целовал её влажные щёки.– Ну вот, видишь, нет слёзок, глазки плакать не хотят, и губки уже улыбаются… Доченька, хочу попросить: пожалуйста, ничего не рассказывай маме, не стоит её огорчать… Давай, цепочку застегну… посмотри на меня! Ах ты, моя принцесса! Ну, беги, твой принц уже заждался.
Отец с ласковой улыбкой легонько подтолкнул дочь к Игорю, который в тревоге почти бежал навстречу подруге детства, а сам, не оглядываясь, ссутулившейся походкой направился в противоположную сторону.
***
Софье Михайловне показалось, что со дня рождения в поведении дочери что-то изменилось: она стала более спокойной, исчезли резкость и агрессивность, она перестала спорить по пустякам. На вопрос матери, откуда у неё бирюзовое украшение, Мирослава коротко ответила: «Подарок папы».
Софья Михайловна не знала, радоваться ей или насторожиться на перемены в характере девушки.
С Нового года Мирослава, ничего не объясняя матери, с обеда и до самого вечера стала куда-то исчезать. Соседка по лестничной площадке Матрёна Яковлевна, которую Софья Михайловна часто приглашала вечерком на чай, как-то в очередное чаёвничание авторитетно заявила:
– Ты, Софьюшка, за дочкой-то приглядела бы – каждый Божий день к ней какой-то парень наведывается.
– Да Игорь это, дружок её с детства. Я знаю его, хороший паренёк.
– То-то и оно, что хороший. Хорошие да ласковые очень быстро в постели оказываются. Девка у тебя видная. При богатой матери-то лакомый кусочек. Хап! Была девка, стала бабой.
– Что вы, Матрёна Яковлевна, мала она ещё для такого, шестнадцать всего исполнилось.
– Ха,«всего»! Самый сок, Софья, самый сок.
Как оказалось, заронила-таки Матрёна зерно сомнения в сердце матери, и однажды, когда в половине одиннадцатого ночи дочь вернулась домой, мать встретила её у порога.