Мы протиснулись вперед до самой стены. Действительно, в углу
располагались две койки, занятые спящими, между ними просвет
сантиметров в тридцать. На полу - вообще никого.
- Берите тюфяк и ложитесь здесь, - староста с трудом подавил
зевок. - Хорошее место, не кривитесь, еще благодарить будете. И
ушел досыпать.
С трудом и отвращением я пропихнул соломенный матрас и занял
свое новое место жительства. От унитаза, к которому стояла вечная
очередь, по полу тянул густой, отвратительный запах. Каждые
несколько минут шумел слив воды. Меня вновь охватило чувство
унизительной безнадежности. На прежнем месте можно с ума сойти от
одиночества, и тут не лучше, никуда не деться от людей, ползучей
липкой вони, грязи, и... Черт возьми, да тут все в клопах! Только
чудом, а скорее благодаря пройденной школе одиночки я сдержался от
крика.
Заснуть все же не смог. Уже примерно через час в камере стало
проявляться какое-то шевеление. Некоторые осторожно поднимались и
приближались к умывальнику, становясь в очередь.
- Подьем! Подьем! - понеслись из коридора слова команд.
Поднялся и староста:
- Товарищи, пожалуйста, поднимайтесь, закуривайте!
Все зашумело и зашевелилось: послышались разговоры, смех, легкая
перебранка. Мало с меня было миазмов туалета, теперь по воздуху
поплыли сизые клубы удушливого махорочного дыма. Верхние щиты
снимались, их вместе с тюфяками быстро и ловко вытаскивали куда-то
в коридор, за решетку. Из-под них поднимались спящие на полу. В
один момент в камере образовалась такая непроходимая толкучка, что
непонятно было, как все эти люди умещались ночью. Шутка ли, более
чем по заключенному на квадратный метр!
- Проще сдохнуть! - я не удержался от громкого стона.
- Привыкнешь. Все привыкают. - Равнодушно ответил мне кто-то из
сокамерников. - Такая уж скотина человек.
Слова оказались правдой. Первое время я сходил с ума от грязи и
тесноты, которая не давала ни есть, ни спать, и вообще, не
оставляла мне ни минуты покоя. К концу дня - чувствовал себя
смертельно усталым, разбитым и мечтал о той минуте, когда, наконец,
все утихнет, и можно будет отрубиться от реальности в коротком
забытьи. А ночью, не имея возможности заснуть от духоты, вони, шума
уборной, храпа, стонов и сонных криков соседей, с тоской ждал утра,
когда, наконец, можно подняться. Но уже через неделю, к
собственному же немалому удивлению, я вполне освоился с совершенно
невероятными, в сравнении с прежними временами, условиями.