Ноль - страница 2

*А. Лысиков (Дельфин) "Ждут" ("Существо", 2011 г.)

***

Теплый сон не отпускает даже наяву, тревожит и радует — в приподнятом настроении я собираюсь в городскую поликлинику. Бабушке нужно на работу, и я поеду туда одна.Азарт щекочет душу — возможность вот так выбраться в город представляется мне крайне редко, даже не верится, что    бабушка на это решилась.Она подозревает у меня наличие страшных болезней, страдает бессонницей и пьет успокоительные — все оттого, что за лето я сильно похудела. И я никогда не признаюсь ей в том, что не ем специально. И что ее еда каждый раз становится поперек горла и оказывается выброшенной в унитаз.— Сонюшка, как только доберешься — обязательно отзвонись! И после визита к врачу тоже! Незамедлительно! — напутствует бабушка из прихожей, откуда долетает тяжелый запах ее парадно-выходных духов. Хлопает дверь, в замке поворачивается ключ, квартира погружается в тишину.— Угу... — отзываюсь я глухо и удрученно напяливаю на себя белую блузку и серую юбку, скрывающую колени.***— Алло? — бабушка дует в трубку и громко кричит: — Соня? Что сказал врач?— Что со мной все в порядке! Направил на анализы и выписал витамины. Я резко выросла, потому и похудела! — торжественно вру, прогуливаясь по беленому больничному бордюру.— Яблочек по пути купи! И сразу домой!— Батарея садится! Прости! — отключаюсь и удовлетворенно прячу телефон в карман.В отличном расположении духа сворачиваю к небольшому магазину, набираю в пакетик и взвешиваю зеленые яблоки — сама, без присмотра, совсем как взрослая. Здорово, что бабушка сегодня не смогла отпроситься с работы.Ликуя, по центральной улице шагаю к остановке, и последний августовский день расцветает вокруг буйством слегка полинявших красок.Завтра в школу. Меня ждет десятый класс. Мне шестнадцать, но бабушка напрочь отказывается помнить об этом.***

Старенький пазик ползет по городу; в открытые форточки влетают сквозняки, из динамиков гремит песня, ставшая хитом задолго до моего рождения.Позади остаются последние домики Центра, начинается промзона.Наш городок мал: Центр, в котором расположены административные здания и несколько престижных сталинок, Микорайон из десяти панельных пятиэтажек, домики Частного сектора, больница, два детских сада и две школы. Еще есть Парк, церковь, библиотека, профлицей (он же, по-старинке, ПТУ) и филиал областного университета. Градообразующее предприятие — Трубопрокатный завод — много лет стояло в разрухе и запустении и лишь недавно вполсилы заработало вновь.А вот и Заводская улица — бараки без горячей воды и элементарного ремонта при заводе — в них живет всякий сброд. Дальше будет вещевой рынок и вокзалы — авто- и железнодорожный. Город сам    намекает жителям, что из него давно пора валить...В моей школе учатся ребята из Микрорайона, Центра и Частного сектора — относительно обеспеченные и адекватные, а «заводские» — малочисленные местные отморозки    — после девятого дружно идут в ПТУ получать специальности сварщиков и поваров, ведь их школа дает только общее образование.Но в этом году случилось ЧП городского масштаба: один из «заводских» изъявил желание учиться дальше. Завтра он придет в наш образцовый 10 "Б" класс. И все бы ничего, но этот умник — Урод.Бабушка услышала страшную весть от бывших коллег еще в июле. И слегла с давлением. Весь месяц она писала жалобы в разные инстанции, пыталась воздействовать на нового директора, но успехом ее бурная деятельность не увенчалась. Оказывается, Урод хорошо учится, и школа не имеет права отказать ему в получении дальнейшего образования.Громкий лязг раздается в салоне, мотор глохнет, заунывный голос певца смолкает, под потолком плывет черный дым.— Приехали! Выходим! — орет водитель бубнящим бабушкам. — Ничего не знаю, ждите следующий рейс!Вслед за    возмущенными пассажирами я выхожу из автобуса.То же яркое солнце запуталось в камуфляжной сетке зеленых листьев, тот же ветер треплет волосы, тот же запах пыли и скошенной травы наполняет легкие. Над макушками кривых деревьев возвышаются огромные трубы.Заводская. Район, где мне строго-настрого запрещено бывать.Слегка кружится голова, в груди разгорается жгучий озорной интерес.Престарелые «подруги по несчастью» в ожидании автобуса занимают лавочку на остановке, а я затаив дыхание решаю прогуляться. Совсем чуть-чуть.Неподалеку виднеются ржавые ворота — вход в запущенный сквер или парк, а внутри — памятник рабочему в зарослях кустарников и выкрашенные синей краской скамейки. Оттуда доносятся веселые голоса.— Пого танцуют так! — густым басом поучает кто-то; миновав куст сирени, замираю — огромный детина в кожаной куртке с заклепками, плотно прижав руки к телу, несколько раз подпрыгивает на месте. — А то, что ты изображаешь — не канон! Ты трясешься, будто тебя током долбануло!— Не колышет. У меня свой пого! — вальяжно отзывается парень в мешковатом пиджаке и вдруг выдает резкие, ломаные, ненормальные телодвижения.В ужасе пячусь назад, проваливаюсь каблуком в трещину асфальта, пакет в руках надрывается, я всхлипываю.Парень оборачивается и пристально смотрит мне в глаза.Так и есть. Урод...Отброс и изгой, который рыщет по окрестностям в компании не менее уродливого панка Воробья, одевается в черное – пальто с огромными плечами или уродский пиджак, стрижется под короткий ежик и носит в ухе женскую серьгу с кроваво-красным камнем. Когда он забредает в Микрорайон без Воробья — здоровенного двухметрового бугая, — его бьют. Когда он идет в магазин, ему не продают хлеб. Когда он заходит в автобус, его сторонятся. И поделом. Урод обязан страдать.Но здесь и сейчас он почему-то раскован и весел... Он живет и радуется!Сжимаю кулаки, возмущенно разглядываю кошмарное существо в нескольких метрах от меня — мозг заклинило от злости.Фрукты из разорванного пакета раскатились по земле, один замер у носка пыльного тяжелого ботинка. Урод наклоняется, поднимает яблоко и черной тенью возникает рядом. Рука с жуткой татуировкой, похожая на костлявую руку смерти, подает его мне.Надо бежать — в шаге стоит тот, на кого нельзя смотреть.— А где спасибо? — нагло выглядывает из-за его плеча Воробей.Урод все так же молча протягивает мне яблоко.«...Пустое место. Ничто. Ноль, который не должен жить...»Сжимаю губы и с омерзением бью по теплым пальцам.— Засунь свою помощь себе в... Я — Соня Наумова!Яблоко разбивается об асфальт, а я, собрав остатки сил, разворачиваюсь и гордо шествую к остановке.От ужаса подташнивает, но Урод и его дружок не идут за мной и ничего не кричат вслед.***