Игнат кивнул и с
трудом поднялся по ступеням, каждый шаг отдавался болью. Неделю его
пытали, потом оставили в покое, и вот теперь просто вышвырнули на
улицу. Правда, вещи вернули почти все, пропало совсем немного -
пара подавителей, которые Демидов снял с запястий Киры, жезл и
шкуры вертюхов. О последнем Игнат действительно сожалел.
- Раздевайся, - скомандовала магичка, - тебя надо подлатать. Что
они с тобой сделали?
Демидов
отмахнулся.
- Все будет нормально. Не так уж и сильно они старались. Хуже
то, что ублюдок-телепат копался в моей голове ночи напролет.
- Неужели нельзя было сразу сказать правду?
- Кира, я так и сделал. Я все эти дни только и делал, что
говорил им правду. Умолчав только о паре моментов, которые для них
совершенно несущественны.
Он стянул рубашку, но
вот штаны, залитые кровью, оставил.
- Снимай, - скомандовала магичка. При этом она изучала налитый
нездоровой синевой левый бок.
- Нет, - покачал головой Игнат, - нехорошо приходить в дом
красивой молодой женщины в грязном белье. Я как-то не подумал,
нужно было сначала идти в штаб-квартиру братства, пусть Егерск
уничтожен, но по княжествам бродит еще много охотников на нелюдей.
А значит, братство живет. И я найду эту тварь Веревею, и вырву из
груди ее осквернённое сердце. Но перед этим узнаю, кто остальные
шесть, уничтожившие цитадель.
- Раздевайся, и трусы снимай, - спокойно выслушав монолог,
ответила Кира. - Сейчас мы тебя вымоем, а вещи выстираем, и будешь
ты чистый и красивый. Надеюсь, не успел вшей в мой дом
натащить?
Игнат скорчил
рожу.
- Местные тюрьмы на диво сухие и чистые, похоже, я вшей даже
подхватить не успел.
- Иди за мной, - приказала Кира и, качнув бедрами, пошла по
коридору мимо лестницы на второй этаж. - Нужно привести тебя в
порядок прежде, чем ранами заниматься.
Игнат, с трудом
передвигая ногами, поплелся следом. Он очень устал, за это время
поспать удалось только в последнюю ночь. Лицо его похудело, мешки
под глазами, веки наливались свинцовой тяжестью, казалось, стоит им
опуститься, и он уснет.
Ванная была просторной
и очень светлой. Два больших окна, с видом на сад с фруктовыми
деревьями, на которых сейчас созревали самые настоящие апельсины,
завезенные на Интерру первыми колонистами.