В дверном проеме возник силуэт невысокого полного мужчины с
портфелем в темно-сером костюме, от вида которого Андрей в
удивлении поднял брови. Незнакомец на секунду остановился, чтобы
заглянуть внутрь открытой ячейки. Он, кажется, еле-еле улыбнулся и
пошел дальше, сопровождаемый ликвидатором.
-Партократ? — вслух сам себя шепотом спросил мужчина. — А он что
здесь делает?..
Между его бровей пролегла глубокая складка. Сидя на продавленном
диване перед стеной, увешанной изображениями ликвидаторов, Андрей
прогонял в памяти прошлые самосборы и работу на заводе, пытаясь
вспомнить, видел ли он хоть раз представителя верхних и лучших
этажей гигахруща.
Андрей просидел так еще целый час, тупо глядя перед собой.
Любопытные прохожие, в основном обитатели блока, останавливались
возле приоткрытой гермодвери в ячейку Андрея. Большинство
задерживали взгляд на несколько секунд, озадаченно хмурились и шли
дальше, но другие, уже знавшие о случившемся или предполагавшие, то
сочувственно качали головой, то осуждающе цыкали. До беспамятства
погруженный в думы мужчина сидел на диване, уставившись в одну
точку. Перед глазами стоял образ сына, который так непонятно и
глупо пропал. Андрей вспоминал последние циклы, прошедший гигацикл,
походы Коли в школу, разговоры с учителями, пророчившие большое
будущее умному отпрыску. Намеков на связи подростка с сектантами не
было. Парень он был, сообразно своим годам, немногословный и
предпочитавший скрывать переживания. Но секта и религия никогда не
возникали в поле зрения отца.
Из глубины коридора, кажется, с лестницы, послышался далекий
крик, вернувший Андрея к реальности. Он бросил взгляд на открытую
дверь, затем на часы и ужаснулся тому, сколько времени прошло с
момента ухода ликвидаторов. Встав с дивана, он чуть не рухнул из-за
затекших от долгого сидения на неудобном диване мышц. Доковыляв до
гермодвери, он захлопнул ее и оглядел комнату, тускло освещенную
одинокой лампочкой под потолком. В углу стоял письменный стол с
кипой тонкий тетрадок на нем. Немного подумав, Андрей сел за стол и
стал пролистывать школьные заметки сына.
Все записи, посвященные темам уроков были как всегда оформлены
аккуратным и понятным почерком — еще одна черта, которая, казалось,
досталось Коле в наследство от матери. Формулы, графики, рисунки,
чертежи с подписью под каждой будто бы скопировались сами собой из
типографских учебников. Однако на последних одной-двух страницах
мальчик словно пытался отыграться за чрезмерный порядок и изливал
на бумагу накопившуюся потребность в хаосе. Нагромождения узоров,
черточек, кружочков соседствовали с непонятными надписями и
рисунками всего того, что подросток видел или слышал каждый день
вокруг себя — мальчики, девочки, учителя, ликвидаторы, монстры из
игр, чудовища, о которых ходили слухи, мутанты, лежавшие на полу
наркоманы, алкоголики с бутылкой в руке, и, вдруг... кресты,
вписанные в круг, характерные звезды, люди с темными глазами и
лицами, и бородатый мужчина, восседавший на троне.