«Цикл 54-1. Задержанные ведут агитацию среди ликвидаторов. 1
боец потерял рассудок ввиду общения с чернобожниками. Принял
решение ликвидировать задержанных и упомянутого бойца. Подробный
отчет...»
«Цикл 55-2. Сегодня в 20.35 во время инспектирования постов
принял участие в огневом бое с отрядом чернобожников. Они
предприняли попытку прорвать периметр через пост 2 в направлении
казарм. 3 наших бойцов убито, 2 ранено. В плен захвачен 1
чернобожник со следами омертвения на теле, которые ранее
обнаруживались у переживших самосбор. Судя по его признанию, целью
атаки было уничтожить заставу и завладеть оружием. Подробный
отчет... беседа... пункты ... о недопустимости... запрос ...
эвакуация...»
«Цикл 56-2. За три дня два самосбора. Снова сбой в системе
оповещения. Потери по разным причинам 6 человек. В казарме бунт.
Пришлось применить крайнюю меру к 2 бойцам.»
«Цикл 56-6. Остался один день до конца гигацикла на этой
заставе. Три гигацикла в гигахруще, из которых один я провел здесь
в окружении полнейшей тьмы. Я чувствую, что теряю („самообладание“
зачеркнуто) рассудок».
Андрей перечитал запись о пятьдесят шестом цикле, не понимая,
слов про три гигацикла. Затем обратился к последней записи.
«Цикл 58-2. В 9.15 получен приказ об эвакуации гарнизона. В 9.55
началась атака на пост 1. В 10.20 атакованы посты 2 и 3. Все силы
стянуты на отражение атаки чернобожников. В 10.40 оборона поста 2
полностью раздавлена. Чернобожники продвигаются внутрь в
направлении казарм. В 11.15 тревога самосбора. Не думал, что
встречу его с радостью. 11.20 активная фаза самосбора, отсутствие
боев. 12.35 — окончание активной фазы. Бои возобновились уже на
подступе к оружейной комнате. В 13.10 почувствовал гнилостный
запах, решил укрыться в своей комнате. Очередной самосбор всего
через 30 минут после предыдущего. Залило все казармы. Слышу крики
ликвидаторов и чернобожников. Снова слышу голос отца. Из-за двери
странные звуки. В 14.00 сигнализация отключилась, самосбор
закончен. Принял решение выйти на ликвидацию последствий и сбора
выживших».
На этом заметки заканчивались. Андрей поднял голову от тетради и
оглядел комнату, в которой, кажется, все оставалось ровно таким же,
как в момент написания последней записи. Лишь на диване храпел
напившиеся серебрянки Михаил.