Я судорожно глотнула воздух, отгоняя жутковатые сцены чужой
смерти. Калейдоскоп памяти сложился в стройную картинку и снова
распался на несвязные куски мозаики, оставив больше вопросов.
Как это вообще работает? Что нужно сделать, чтобы получить
полный доступ к воспоминаниям тела?
— Даже не думай! — предупредила фрау Шнайдер, ошибочно
истолковав направленный на озеро взгляд. А сидевший рядом Ганс
вцепился в мою руку так, словно собирался сломать.
Даже не думала. Воспоминаний о чужой смерти хватило, чтобы
отказаться от любых мыслей о повторном заплыве.
Но припрятанный саквояж с вещами мне еще пригодится.
***
Всего десять минут спустя показался городок — по виду
брат-близнец того, в котором жила семья Шнайдеров. Карета
прогромыхала по улице и остановилась на площади. По центру ее
располагался памятник кому-то важному, в мундире и верхом на коне.
С правой стороны от всадника возвышалось здание сильно похожее на
готический храм, но вместо креста над дверями была начертана
семиконечная звезда.
Рядом с храмом приткнулось приземистое заведение, в котором я
безошибочно опознала трактир. На вывеске над входом была намалевана
свинья в цилиндре за столом, отхлебывающая пиво из пузатой кружки.
Прямо перед свиньей художник изобразил запеченную рульку с
воткнутой в нее вилкой.
“Сытый кабан” прочла я надпись под свиньей-каннибалом. И только
затем осознала, что эти угловатые буквы не похожи ни на один земной
алфавит.
Кажется, инсталляция языков входит в “минимальный пакет
нелегального иммигранта” по умолчанию.
Но что насчет остальных воспоминаний?
— Ганс, покрывало! — по-военному скомандовала фрау Шнайдер перед
тем, как вылезти из ландо. Брат откуда-то извлек кусок ткани,
сильно похожий на пришитую к обручу черную бархатную штору и
нахлобучил мне на голову.
Сразу стало темно.
Местный аналог фаты, надо полагать? Больше похоже на мешок,
который террористы надевают заложникам.
Меня потянули из кареты. Я слезла, спотыкаясь впотьмах. Вокруг
бурлила и переговаривалась толпа.
— А что? Невеста хоть хороша?
— Угу, красота несказанная. Весь Ауберге любовался. Такскать, в
натуральном виде, — гадкий смешок.
— Не понял.
— Ты что — не слышал. Она… — неразборчивый шепот. Я напрягла
слух, пытаясь поймать хоть слово. Но мамаша Шнайдер в этот момент
дернула меня за руку.