Сестра застыла с куском черствого хлеба во рту, обернулась.
Глаза её захлопали от удивления; после чего стали бегать по мне,
словно в страхе.
— С чего ты решил? — она нахмурилась.
Если спросить у Крупного Бо про гром, он ответит практически на
любой вопрос из темы. То же самое со мной, Азраилем — Богом боли и
ужаса. Я знал всё об этом, каждую крупицу боли и обиды способен был
увидеть, либо превратить в силу.
Отчасти ведь именно поэтому я смог уйти от наказания... именно
это позволило обмануть смерть. В течение сотни лет копить в себе
боль, а затем превратить её в силу.
...и сейчас я отчетливо видел боль и ненависть в сестре.
— Ты можешь быть честной.
Лиза, недолго думая, внезапно сменилась в лице.
— Конечно, я ненавижу тебя... ты собирался помочь отцу убить
меня! — наконец повысила она тон, взмахивая рукой. — Жить с такими,
как ты и Тельдор в этом... дерьме! Еда ладно, плевала я на еду, но
вот... эти улицы, районы, кишащие наркоманами и насильниками. А ты?
Я уверена, Эраст, ты уважал только слова папы, но я-то ведь тоже
человек... — её глаза слегка покраснели. — Каждый день поливаете
меня дерьмом. Унижаете, а потом заставляете готовить вам этот суп!
Да лучше просто сдохнуть, чем всё это... вот только ради мамы
осталось жить. Чтобы найти её.
Прозвучало последнее с такой надеждой, что даже я не мог ей не
поверить. На глазах сестры навернулись слёзы, а ладони прикрыли
лицо. Думаю — даже вижу — информация о матери сломает её.
— Ты... найдёшь Эмилию, — соврал я, сжав челюсть. — Верь мне,
ладно?
— С чего, Эраст? С чего мне верить тебе? — вытирала она слёзы. —
Можешь меня хоть здесь порезать, но я не буду молчать. Ты мог бы
хоть немного обо мне подумать? Отец-отец-отец. Что ты на меня так
смотришь? Злишься? А мне плевать!
Я не перебивал, ей нужно было выговориться.
— Что ты сказал, когда мы потеряли маму? — продолжала она. —
Найдётся? А то, что только ради неё я живу, тебя не волнует! Ты
этого ублюдка слушал так, будто он твой господь, Эраст. Что бы ты
мне ни сказал, верить тебе я не собираюсь. Как только выясню, где
мама, не стану долго думать.
Под критику сестры я неторопливо поднялся со стола и подошёл к
кухонной раковине, наполовину покрытой ржавчиной. Вода струёй
полилась на руки; кровь отца смывалась.
— Зачем ты вообще задаёшь такие вопросы? — она поморщилась. —
Зачем выводишь на эмоции?