Одновременно с Авророй мы делаем навстречу
друг к другу шаг. Понятия не имею, что это за магия. Но что-то подсказывает,
что именно мне нужно принять этот заказ.
— Тебя просит, — разочарованно вздыхает
официантка, стоит нам с ней поравняться.
— Ага, — не останавливаясь, иду вперед.
Меня так и тянет в его сторону. Зрительный
контакт не прерывается ни на секунду, даже когда я дохожу до него. Так бы и
перебирала дальше ногами, но уперлась в край стола бедром. И лишь это
заставляет меня остановиться.
— Доброе... Вам чай? — как завороженная,
всматриваюсь в безумно красивые и правильные черты мужского лица.
Сегодня мой гость выбрал самый освещенный
столик нашего заведения. Он молча кивает, а я замерла. Не свожу с мужчины
взгляд и нагло изучаю до тех пор, пока не вижу, как ползет вверх уголок его
рта.
— Простите, — скидываю с себя следы
непонятного гипноза, быстро разворачиваюсь и сломя голову несусь в сторону
бара.
Боже мой! Вот позорище-то! Хватаюсь за свои
щеки, которые горят от стыда. Надеюсь, капнуть слюной я там не успела! Ставка Авы
на мою фригидность только что растаяла… прямо как и я сама! А если учитывать
мою фразочку у такси про поцелуй, так это вообще полный провал!
Мне настолько сильно хотелось скрыться с места
«преступления», что у бара оказываюсь в считаные секунды. И пока Итан наполняет
проклятый чайник, я пытаюсь успокоить вибрацию, исходящую изнутри. Как
представлю, что нужно будет вернуться к причине моего позора, ноги отказываются
идти!
— Ну? Чаевые сами себя не оставят, — подгоняет
меня бармен.
— Блять, — вырывается у меня вслух.
Глядя на скучающую Аврору, мне очень хочется
ее подозвать. Но с моей стороны это будет не просто некрасиво, нет. Это будет
откровенный крах. Так, Кира, соберись! Ты не пялилась, а задумалась! И если
сейчас ты не отнесешь этот заказ, будет выглядеть так, словно ты струсила. Еще
минутку собираюсь с мыслями… Выдохнув, хватаюсь за заказ.
— Ваш чай, — возвращаюсь к мужчине, возле
которого я не могу спокойно дышать. Не отрывая взгляд с подноса, начинаю
сервировать стол.
— Посмотри на меня, — бархатный голос вновь
обволакивает своей теплотой.
Щеки опять начинает жечь. К гадалке ходить не
нужно, чтобы понять, что их заливает пунцовой краской. Да что уж тут
мелочиться, не только лицо горит от смущения! Я полыхаю вся!