Я стоял справа.
— Слева!
Мой крик ошарашил всех. Тома испуганно шарахнулась, царевич же
бросил правую руку налево — к рукояти меча, лицо на миг отвернулось
от меня:
— Где?
В одно движение нож с открытой стороны его пояса перекочевал в
мои руки.
Гордей все понял. Хохот сотряс окружающий кустарник.
— Не смеши. Будь ты хоть тысячу раз ангелом, что может нож
против меча?
— Чапа, ты что? — только и вымолвила Тома.
Испуганно сглотнув, она двинулась не ко мне, а к Гордею. Умница.
Помирать, так с музыкой. Вдвоем у нас шансы справиться с ним не
нулевые, а почти нулевые, это уже кое-что. Не знаю, как насчет
подраться, а царапается Тома отменно.
— Ты меня убьешь? — полюбопытствовал я у царевича.
— Никогда. — Он снисходительно улыбнулся. — Кто отважится убить
ангела — недолго проходит под солнцем.
Как же приятно быть ангелом. Ошибочка: когда тебя считают
ангелом.
— Тоже закон?
— Еще какой.
— Тогда думай головой. — Я перенес нож к своему горлу. — Моя
жизнь зависит от моих друзей. Умрет кто-то из них — умру я.
По горлу покатилась капелька: нажим получился больше, чем
хотелось. Зато эффект потрясающий.
— Я обязан их убить! — взмолился Гордей.
Снисходительность и запанибратство как слизало. На кону
оказалась жизнь. Его жизнь.
— Убив их, убиваешь меня. Убив меня, убиваешь себя. Думай,
голова, думай.
— Этого закон не предусматривает!
— Значит?
— Нужно подправить закон, — внесла лепту доныне завороженно
внимавшая Тома.
— Никто не смеет подправлять закон! Тогда он перестанет быть
законом.
— А в виде исключения? — не унималась Тома.
Напряжение схлынуло. Забрезжил лучик надежды, он быстро
превращался в лазер и выжигал изнутри череп нашего оппонента.
— Закон, который допускает исключения — не закон! — Меч царевича
ухнул в ножны, ладони сдавили виски под шлемом. — Сказано же: не
слушать ангелов…
— А кто слушал, да будет вырван язык или отсечена голова, и да
будет так! — язвительно процитировал я.
Концовки всегда запоминались мне на ура.
— Хорошо, — взял себя в руки царевич, — предлагаю компромисс. Мы
берем чер… ваших друзей с собой в башню. Пусть решает царисса.
— Не только берете, но и отвечаете за жизни, — закрепил я
успех.
«Царисса» несколько смутила, оцарапав ухо, но после «Аллы» в
женском роде новые слова воспринимались пародиями знакомых.
— Принято, — признал царевич. — Раненого возвращаем к жизни и
несем.