— Ты же знаешь, — сказал Насир, — я,
кроме как летать, ничего толком не умею, а сейчас не до полётов,
конечно. Но ваша затея мне не нравится. Что на этом грузовозе могло
произойти — один елдыш знает! Как он вообще за пределами сектора
оказался? Чего десять лет делал? Почему обратно повернул?
— Да всё, что угодно может быть.
Гравитация, например. Притянуло его обратно. Или искусственный
интеллект дал сбой.
— А если он ещё раз, как ты говоришь,
даст сбой? Нас там не раскидает по всей галактике?
— Я же говорил. Чуть что не так —
сразу возвращаемся. Риски определённые есть, конечно, но когда у
нас без рисков было?
Насир несколько раз кивнул и
присосался к трубке.
— Ты сам-то этой шармуте веришь? —
спросил он сквозь дым.
— В смысле?
— На кой елдыш мы ей сдались? За
такие деньжищи могла бы целую экспедицию снарядить вместо того,
чтобы нанимать трёх алкоголиков на консервной банке.
— Одного алкоголика, — поправил
Томаш. — И двух сочувствующих ему товарищей.
— Херзац тебя!
— Вообще ты всё правильно говоришь,
только я ответы на эти вопросы не знаю. Может, не согласился никто.
Она мне сказала, что организовать вылет гражданского бакарийского
корабля сейчас не в состоянии, а нас выпустят, вроде как
репатриация получается. Правда, я этой ерунде не верю ни разу. Тут
каждый день, — Томаш прищурился, глядя на небо, — целый рой блох
этих летает.
— А в чём дело тогда? На кой мы ей
сдались?
— Не согласился больше никто.
— Даже за двенадцать миллионов?
Томаш не ответил. Насир выдохнул
через ноздри искристый дым.
— Слушай, — сказал он, — а вдруг там
другое что, а не этот елдыш потерянный?
— Что, например?
Насир пожал плечами.
— Я пока проблем особых не вижу, —
сказал Томаш. — Прилетим, улетим. Стыковаться — это уже программа
максимум. Мотаться на такое расстояние опасно, конечно, но нас
вроде это раньше не останавливало.
— Нас это раньше не останавливало,
потому что раньше всего этого херзаца не было! — Насир погрозил в
небо трубкой. — Да ты бы и раньше на такое не согласился, если бы
мы здесь не застряли.
— Ты чего от меня хочешь? — застонал
Томаш. — Душераздирающих признаний? Да, не согласился бы. Но то
было раньше. А сейчас — мы здесь.
Вдалеке, у горизонта, поднимался в
небо фиолетовый свет — зарево громадного, тонущего в чаду
города.
— Короче, решай, — сказал Томаш.