Они долго молчали. Насир курил мазин,
и лицо его окутывал густой дым, который переливался ядовитыми
цветами, как смог у горизонта.
— Интересно, конечно, херзац его так!
Потерянный на десять лет грузовоз, тайны, интриги и двенадцать
лямов… Прилетим и улетим, говоришь?
— Ага.
Насир окинул взглядом опущенный трап
корабля.
Старая однопалубная тарка,
сохранившая местами следы оригинальной покраски — бурые пятна
плесени, выросшие на выщербленной броне — выглядела так, словно
прошла через метеоритный рой, причём неоднократно. Она вмещала
экипаж из пяти человек, у которых даже после непродолжительного
полёта имелся неплохой шанс возненавидеть друг друга из-за
удушающей тесноты. В официальных реестрах корабль фигурировал под
поэтичным названием «Вечный странник», но со временем получил более
меткое прозвище «Припадок». Из-за неустранимых проблем в работе
гравитационных катушек ускорение на нём превращалось в совершенно
чудовищный аттракцион, после которого все кишки вылезали
наружу.
Удобствами «Припадок» не блистал —
личные отсеки напоминали гробы, в кают-компанию едва влезала
немногочисленная команда, а пользование санузлом представляло собой
настолько сложный и многоступенчатый процесс, что сам Томаш, если
приспичит, предпочитал сбегать в бар при космодроме. Доступ к
грузовому трюму тоже не отличался удобством — приходилось разбирать
пол в узком, как кишка, коридоре, соединяющем отсеки.
Томаш, с детства мечтавший о
собственном межпланетном корабле, расплачивался за «Припадок» почти
десять лет. Заработка едва хватало на то, чтобы покрывать расходы,
а когда дела должны были пойти на лад, Лития и Бакар вдруг решили,
что им тесно под одним солнцем.
— Как же я ненавижу эту консервную
банку! — Насир сплюнул себе под ноги.
— Я знаю, — сказал Томаш. — Я
тоже.
«Припадок» уже третий месяц стоял на
запасной полосе космодрома, оплетённый посадочными мурингами, как
щупальцами — с отозванной сигнатурой и без права на взлёт. Из
посредственного межпланетного корабля тарка превратилась в
отвратительное жилище. Больше всех страдал Насир, который сгибался
в три погибели, как горбун, чтобы ненароком не задеть головой
какую-нибудь перегородку (случалось неоднократно). При этом плата
за стоянку с неуёмным аппетитом пожирала и без того скромные
сбережения Томаша.