– Везите вашего ребенка. Когда умрет третий – род Фу больше
ничего не должен роду Арров. Ничего вообще.
***
Шестьдесят мгновений спустя
Поместье клана Фу,
Кабинет Главы Нэйера Фу
– Сира, нельзя!
Дэй поморщился.
Полосатая кошка даже не повела ухом, запрыгнула на стол,
поиграла кистями, прокатив их по столу, а потом завалилась на спину
и начала жрать уголок пергамента договора.
Очередной договор, на котором останутся следы кошачьих
зубов.
– Сира… – ласково пожурил Глава, и Дэй закатил глаза.
Ещё бы погладил.
Кошка послушалась неохотно. Встала на лапы, лениво потянулась,
выпуская коготки, прошлась по столу, и ткнулась головой
подставляясь под ласку. Глава протянул руку и начал неторопливо
почесывать полосатую тварь под подбородком.
Кабинет наполнился звуками утробного мурчания.
– Си-и-ира… Си-и-ира… хорошая девочка… красивая девочка… умная
девочка…
– Что думаешь?
Он обдумал вопрос.
– Не вовремя.
– Совсем. Не вовремя…Как думаешь, они что-то… узнали? Почему
именно сейчас?
– Нет, – он тряхнул головой. – не думаю.
– Не-ду-ма-ешь… – повторил господин Фу врастяжку, продолжая
задумчиво почесывать кошку за ушком. – Краса-а-авица… Какая же ты
краса-а-авица…
Дэй снова закатил глаза.
Красавица со сломанным и неправильно сросшимся в двух местах
хвостом, кончик которого торчал вбок, как флюгер. Полосатая только
с одной стороны, другой бок оброс белым пухом, потому что был
подран. И сколько прожорливую тварь не кормили, она так и не
набирала вес, и…
Дэй снял с черного рукава клочок шерсти.
…облезлая и калечная, как и господин.
– Как малыши Сиры? – уточнил Глава Фу.
– Котята в порядке. Двое мальчиком уже вовсю осваивают сад.
Девочка, которая родилась последней, слабая и никак не набирает
вес… вся в мать видимо, – последние слова он пробормотал
беззвучно себе под нос.
– Распорядись, чтобы их кормили лучше.
На этот раз Дэй цокнул вслух:
– Они и так едят лучше, чем слуги… а то что она орет – так после
улицы она постоянно орет, сколько не корми ни ее, ни котят!
– Распорядись, – не стал спорить Нэй, продолжая нежно почесывать
кошку под подбородком. – Ненавижу это, – выдал он буднично. –
Просто ненавижу… видеть глаза этих детей, когда алтарь сжирает
их…
– Это последний раз…
– … и стул… там восемьдесят ступенек, тащить меня вниз в
алтарный зал, тащить вверх… ради чего? Чтобы ещё раз убедиться, что
это бесполезно?