В этот момент Духшасана произносит заносчивую речь, предлагая Драупади оставить своих никчемных супругов ради Кауравов, а Пандавов обличая в качестве бессильных мужей, бесплодных, как «чучело антилопы» или «сезамовое семя, лишённое зародыша». В ответ Бхимасена делает нечто, совершенно ему не свойственное: простодушный богатырь разражается пророчеством о грядущей битве, где сам он уничтожит всех сыновей Дхритараштры (прежде всего Дурьйодхану и Духшасану), Арджуна повергнет Карну, а Накула – игрока в кости Шакуни. Арджуна подтверждает слова старшего брата: очевидно, в этот момент Пандавы и сами не верят, что выполнение условий игры позволит им мирно вернуть утраченное царство. Если учесть, что организатором игры и гарантом договора выступает Дхритараштра, можно сделать вывод о недоверии племянников к дяде.
Посягательство на жену правителя
Сцена оскорбления Драупади во время игры оставляет несколько вопросов: почему Кауравы так спешат показать свою власть над женой Пандавов (это происходит, едва она была проиграна); почему это делается в столь демонстративно грубой форме (ведь лично Драупади Кауравам ничем не досадила); наконец, даже если Кауравам не терпелось поместить красавицу в свой гарем, зачем было тащить несчастную женщину на всеобщее обозрение в зал собраний? Не приносят же Кауравы в зал собрания другие выигранные трофеи! Очевидно, в самом акте демонстрации власти Кауравов над Драупади скрыт какой-то символ. Можно думать, что овладеть Драупади или, в смягчённом варианте, глумиться над ней, то есть показать свою власть над царской женой – это один из важных символов лишения царя (в данном случае – Юдхиштхиры) его власти. Унижая Драупади, Дурьйодхана демонстрирует, что власть Царя справедливости перешла к нему. Попробуем понять, верно ли наше предположение. Для начала обратимся к сюжетам из Ветхого Завета: в этом памятнике есть эпизоды, способные прояснить смысл унижения Драупади во время игры.
Когда мятежный сын царя Давида Авессалом вступил в Иерусалим, а Давид бежал, бросив во дворце своих наложниц, сходный акт публичного бесчестья продемонстрировал всем, что Авессалом сверг своего предшественника: «…И вошёл Авессалом к наложницам отца своего пред глазами всего Израиля» (2 Цар 16, 22). Если для современной аудитории символизм этого акта не очевиден, то другой эпизод из ВЗ должен внести ясность. Через много лет, когда после смерти Давида и воцарения юного Соломона его старший брат Адония через Вирсавию (мать Соломона) просит себе в жёны последнюю наложницу покойного царя Ависагу, Соломон воспринимает эту просьбу однозначно, как посягательство на трон: «И отвечал царь Соломон и сказал матери своей: а зачем ты просишь Ависагу Сунемитянку для Адонии? проси ему [также] и царства…» (3 Цар