В дальнейшем это чувство обострилось, и кода я писал философские эссе, то уже не ломал голову, о чем буду писать, просто, когда ощущал, что тема подошла, информационный пласт спустился и я как бы вошел в него, брался за перо, испытывая перед этим страх и недоумение: что же буду писать, если нет в данный момент ни мыслей, ни образов? Но преодолевалась первая строка, образ шел за образом, мысль за мыслью текли ровным потоком – я сидел с абсолютно пустой головой, переписывая то, что передо мной разворачивалось, то, что не раскрывая всего, показывало только очередную фразу – но, как только отрывался от бумаги – вновь пустота и недоумение: как же так все это написалось?!
И еще одно явление творческого процесса. Уже гораздо позже иногда происходило следующее: перед сознанием возникал смутный образ, который как бы олицетворял произведение в целом, как сложное чувство, но требовал для внешнего выражения расшифровки. Он приходил как-то извне, его мне показывали, а когда я пытался его более детально рассмотреть, то он, как целостность, исчезал, показывалась его какая-то одна грань (как при подробном разглядывании сложной картины. Эта грань иногда позволяла что-то написать и со временем мыслеораз. Не имеющий ни названия, ни конкретной формы, ни ассоциации с чем-то знакомым, преобразовывался в нечто конкретное, написанное. Он терял свою первозданность, но конкретизировался и впоследствии уже не мучал своей непонятностью и невозможностью найти аналог.
Конец ознакомительного фрагмента.