В «Евангелии от Воланда» (одно из предварительных заглавий романа) Иешуа сокрушается:
– Добрые свидетели… все до ужаса перепутали, что я говорил… И думаю, что тысяча девятьсот лет пройдет, прежде чем выяснится, насколько они наврали, записывая за мной.
В основной версии «Мастера и Маргариты» точное число лет заменено расплывчатой формулировкой:
– Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время.
Но дела это не меняет, исследователям есть за что зацепиться, датируя современную составляющую «Мастера и Маргариты», а именно – 1929 г., хотя, мне думается, год прибытия сатаны в столицу не имеет существенного значения, потому что к реальным событиям, неважно в каком году происходившим – в советское время или в новозаветные времена, – роман практически не имеет отношения.
В книге Булгакова предостаточно анахронизмов, никак не стыкующихся с 1929 годом. Торгсин или Торговый синдикат для торговли с иностранцами существовал с января 1931 г. по январь 1936 г. («Примерно через четверть часа после начала пожара на Садовой, у зеркальных дверей Торгсина на Смоленском рынке появился длинный гражданин в клетчатом костюме и с ним черный крупный кот». ) До 1933 г. все радиовещание практически полностью состояло из радиоверсий газет, поэтому Иван Бездомный в погоне за Воландом и его компанией вряд ли мог слышать, как «из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рев полонеза из оперы «Евгений Онегин», и Иванушку «на всем его трудном пути» едва ли «мучил вездесущий оркестр, под аккомпанемент которого тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне». Первая ветка троллейбуса была пущена в Москве только в ноябре 1933 г., по Арбату – в декабре 1934. («Откинувшись на удобную, мягкую спинку кресла в троллейбусе, Маргарита Николаевна ехала по Арбату…». ) А I съезд архитекторов открылся в Москве аж в июне 1937 г.:
– Чем буду потчевать? – спрашивает гаеров Бегемота и Коровьева-Фагота ресторанный пират Арчибальд Арчибальдович. – Балычок имею особенный… у архитекторского съезда оторвал…
Булгаков либо не придавал этим и прочим временны́м несообразностям никакого значения, либо не успел отшлифовать его, привести к единому знаменателю то, что нынче вызывает разноголосицу мнений, либо слишком полагался на свою память, каковая даже у талантливых писателей не всегда бывает совершенной. Следует или не следует в таких случаях полагаться на указания автора? Трудно сказать. Рассуждая об этом предмете, необходимо, по-видимому, обратить внимание не только на них, но и на психологию действующих лиц, достоверность их поведенческих установок, общую атмосферу времени, воспроизведенные в тексте. И здесь можно обнаружить немало любопытного.