У меня были все причины верить в особый логический дар моего друга, в его энергичность в действиях, и потому я не сомневался, что у него должны быть весомые основания для небрежной уверенности, с какой он отнесся к редкостной тайне, которую его призвали раскрыть. Мне был известен только один случай, когда он потерпел неудачу, – в деле короля Богемии и фотографии Ирен Адлер, но, вспоминая жуткое приключение «Знака четырех» и поразительные обстоятельства, связанные с «Этюдом в багровых тонах», я чувствовал, что ему не удастся распутать разве уж совсем невероятный клубок.
А потому я оставил его попыхивать черной глиняной трубкой в полном убеждении, что завтра вечером в его руках будут все нити, которые обеспечат установление личности исчезнувшего жениха мисс Мэри Сазерленд.
В то время сам я был поглощен крайне серьезной профессиональной проблемой и весь следующий день провел у одра тяжелобольного пациента. Было уже почти шесть, когда я наконец освободился и прыгнул в кеб, чтобы поспешить на Бейкер-стрит в некотором опасении опоздать к dénouement[5] нашей интригующей загадки.
Однако я нашел Шерлока Холмса в полном одиночестве. Он дремал, погрузив свою длинную худую фигуру в глубины кресла. Внушительный строй флаконов и пробирок вкупе с сильным густым запахом соляной кислоты сказали мне, что весь день он посвятил химическим исследованиям, столь дорогим его сердцу.
– Ну как? Вам удалось разобраться с этим? – спросил я еще с порога.
– Да, это был бисульфат бария.
– Нет-нет, с тайной! – вскричал я.
– А! Вы об этом… Я задумался о соли, над которой работал. В этом же деле никакой тайны вообще не было, хотя, как я упомянул вчера, кое-какие детали и выглядели интересными. Единственный минус заключается в том, что законченный негодяй не нарушил ни единого закона.
– Так кто же он и с какой целью покинул мисс Сазерленд?
Я едва договорил, а Холмс не успел раскрыть рта, чтобы ответить, как в коридоре послышались тяжелые шаги, и в дверь постучали.
– Отчим барышни, мистер Джеймс Уиндибенк, – сказал Холмс. – Он написал мне, что будет здесь в шесть. Войдите!
Вошел мужчина крепкого сложения, среднего роста, лет тридцати, бритый, с желтоватым цветом лица и вкрадчивостью в манере держаться, со сверлящими серыми глазками. Он вопросительно взглянул на нас по очереди, положил глянцевый цилиндр на столик и с легким поклоном бочком опустился в ближайшее кресло.