– Ваши взгляды, позвольте заметить, грубы, вы, вероятно, фрейдист, – вступила в разговор красиво стареющая женщина с проседью в тёмных волосах, смуглой высохшей кожей и широким скуластым лицом, – неужели всякий раз, когда вы пишете раскрывающуюся розу, у вас рождается мысль о женщине? И измождённая монахиня на берегу ручья для вас не есть присутствие божественного, а есть лишь отсутствие плотского? Вас часто можно видеть в кругу молодых живописцев, вы авторитет, мэтр, неужели вы говорите им это, наставляя на стезю служения прекрасному?..
– А вы верите в гений чистой красоты? В абсолютное сияние незамутнённого похотью созерцания? – гадко усмехаясь, продолжал господин с глазами-маслинами, – у женщин, должно быть, особенно начиная с определённого возраста, акценты действительно смещаются в сторону духовного… Мы, мужчины, несколько дольше ощущаем в себе зов природы и потому, я полагаю, смотрим иначе на некоторые вещи. То, что я сказал, не столько дань следованию определённому учению, сколько смиренное принятие нашей животной сути.
Он взял со стола белоснежную сложенную уголком салфетку и промокнул ею свой круглый лоснящийся лоб.
Собеседница лысеющего господина величественно проигнорировала содержащийся в его высказывании отвратительный намёк на начавшееся угасание её женственности.
– Что же вы скажете о пейзажах? – неторопливо произнесла она, постукивая ногтями по хрустальной ножке бокала, – по-вашему, в мужчине непременно должны будить самца и весенний лес, и горная река, и предгрозовое небо, иначе он просто не сможет их написать?
– Теперь уже вы непристойно огрубляете мою мысль, – возразил господин с глазами-маслинами, двумя пальцами ловко ухватывая с тарелки аппетитную косточку, – я имел ввиду лишь то, что природа – есть непрерывное и неизбежное продолжание самой себя; каждый художник находит свой путь проведения этой истины к душе зрителя через его глаза…
В этот момент к столику подошёл официант, и на некоторое время художники отвлеклись от обсуждения, занявшись выбором из многих сортов вин, закусок и превосходного табака.
– Позвольте, а исторические картины тоже содержат в себе утверждение и обновление жизни как основное смысловое ядро? – спросил очень высокий молодой человек с какой-то невероятной болезненной остротой всех черт, сидящий прямо напротив маслиноглазого господина.