Ученики же его служили при обоих дворах.
Разумеется, это никак не обесценивает творчества Нгуен Бинь Кхиема, но «неловкость» Нгуен Зы была более цельной и безыскусной.
Талант стал по тем временам свойством весьма опасным. Сколько литераторов (меж ними и мастеров из «Собрания двадцати восьми светил словесности» были убиты или покончили с собой после дворцовых переворотов! Вспомним судьбу знаменитого зодчего Ву Ньи То. Он построил королю Ле Тыонг Зыку Великий дворец ста покоев с прекрасной башней и озером, в которое заплывали лодки, и начал возводить еще более величественный Чертог Девятого неба. Но Ле Тыонг Зык, ввергший страну в нищету, был убит заговорщиками, которые зарезали и королевского архитектора, бросив тело у городских ворот. И прохожие плевали на труп Ву Ньи То, видя в трагически погибшем художнике виновника своих бедствий…
Удивительно, как на материале иного, отдаленного, времени Нгуей Зы сумел передать сумеречный драматический колорит своей эпохи. Наверное, оттого, что и в прошлом Нгуен Зы всегда выбирал события, созвучные напряженным и трудным дням, в которые жил он сам. Мы не найдем у него описаний сражений и войн, его интересовало иное – «человеческие» последствия событий. Вообще, обострение интереса к человеческой личности и своеобразию ее черт заметны не только во вьетнамской литературе того времени, но и в изобразительном искусстве. Вспомним скульптуры эпохи Маков, где традиционные канонические образы уступают место образам, построенным на знании натуры и художественном обобщении.
Главная особенность изобразительной манеры Нгуен Зы – ее эмоциональность. И даже когда чувства героев расходятся с установленьями добродетели, за которую ратует автор, художественная правда далеко не всегда на стороне последней. Лиризм и поэтичность рассказов Нгуен Зы заставляют нас вспомнить новеллы его знаменитого предшественника Ле Тхань Тонга, хотя, пожалуй, в рассказах Нгуен Зы меньше патетики, они проще и «приземленнее» по стилю.
Прозу Ле Тхань Тонга и Нгуен Зы сближает еще и сходство в подаче «чудесного», волшебного элемента. Если в первом из дошедших до нас произведений средневековой вьетнамской прозы – книге Ли Те Сюйена «Собрание чудес и таинств земли Виет» (предисловие датировано 1329 г.) – задачей автора и было, собственно, описание чудесных событий, лишь соотнесенных с определенным историческим фоном и долженствующих запечатлеться в памяти потомков, а вторая – «Дивные повествования земли Линь-нам» Ву Куиня и Киеу Фу (послесловие датировано 1493 г.) – построена в основном на записях древних преданий, где чудеса – непременный, а иногда и главный элемент сюжета, хотя подвергшегося уже известной трансформации, то в сочинениях Ле Тхань Тонга чудо становится как бы элементом повествования, задуманного самим автором, который определяет место и роль «чуда» в развитии действия. Причем сам Ле Тхань Тонг поистине с королевской непринужденностью собственной персоной появляется на страницах своих новелл.