Она снова смотрела на Олега удивлённо.
«Да, девочка, – удовлетворённо думал он, – я способен удивлять, покорять вершины, идти напролом или обходными путями. Многое будет зависеть от тебя».
И уже хмурый день не казался ему безрадостным и тяжёлым. Весна идёт. Олег, как никогда, ощущал её дыхание. Не в природе, а в душе.
Они исчеркали блокнот вдоль и поперёк. Увлеклись и раскраснелись. Спорили и находили компромиссы. Вписывали и вычёркивали пункты. Играли, как в песочнице, но у Олега давно не случалось подобного подъёма. И давненько он не составлял собственноручно подобный, весьма занимательный договор. Словно десяток лет с плеч упал. Или эта малышка так на него влияет?..
– Всё, нужен перерыв, – сдался он, когда первоначальный запал сошёл на «нет», было выпито по три чашки кофе, который они заедали зефиром в шоколаде. – Основное, я считаю, мы обсудили, а детали внесём чуть позже. Предлагаю пообедать. Я, кажется, не ел со вчера. Перелёт, не очень радостные события…
Лерочка посмотрела на него виновато.
– Надо было раньше сказать.
– Всё нормально. Мне всё нравится. Собирайся. Хватит в субботу сидеть на работе.
Лерочка уже набрала воздуха побольше. Видимо, хотела возразить. Пусть. Иногда повозмущаться и покричать – на пользу лёгким.
Олегу действительно всё нравилось. Он получал… удовольствие. Очень забытое и давно похороненное чувство. А теперь он познавал его вкус заново.
Но сказать Лерочка ничего не успела. Кто-то стукнул в дверь три раза. Отчётливо, с хорошо выдержанными интервалами. Звучало, как некий шифр.
Затем дверь открылась и без приглашения вначале вкатился в кабинет огромный, похожий на шар, букет. А затем ввалился и даритель.
«А вот и ещё один. Очередной. Или как там правильно?» – зло подумал Змеев и понял, что хорошее настроение куда-то очень быстренько испарилось.
– Увидев свет в твоём окне, не мог пройти я мимо! – выпалило это чудо в перьях.
На улице, видимо, дождь. Букет – в мелких каплях. Да и у этого длинноволосого поэта волосёнки слегка прилипли к черепу.
– Ты слишком, Лера, хороша! И слишком мной любима! – выпалил любитель рифм и заткнулся, вытаращив глаза.
Он был молод, как резвый скакун, и чем-то напоминал лошадь. Наверное, длинным лицом и гривой.
– Я поэт, зовусь Незнайка, – съязвил, не удержавшись, Змеев. – От меня вам балалайка!