– Майор Ватсон!
Тот бережно отложил на стол драгоценный флакон с раствором натрия цитрата и только потом повернулся к ней:
– Сестра? Чем могу быть полезен?
– Как это понимать?
Она шире распахнула клапан палатки, открыв двух его волонтерок с медицинскими наборами в руках и возвышавшегося над ними на добрый фут Бриндла – назначенного ему шофером, вестовым и ординарцем. Длинная скорбная физиономия Бриндла была еще мрачнее обычного. Он двумя большими шагами приблизился к палатке.
– Опыт показывает, что в военное время передвигаться с одним набором инструментов несколько рискованно, сестра, – терпеливо пояснил Ватсон. – Я всегда беру запасной.
Теперь цвет щек старшей сестры полностью соответствовал цвету головного убора. Она замахала свернутым в трубочку листком розовой бумаги на двух женщин, так и не поставивших тяжелые врачебные чемоданчики, – ткнула в них свертком, как коротким мечом.
– Меня не интересует опыт ваших путешествий, майор, – прорычала она. – Вы привезли в мой госпиталь ОВП! ОВП!
В ее устах «Отряд волонтерской помощи» звучал как название опасных паразитов. Кроме того, госпиталь был, строго говоря, не ее, а майора Торранса. Но тот находился сейчас в Азбруке, на совещании армейских специалистов по газовой войне.
– В байольском госпитале, – хладнокровно сообщил майор, – я попросил помощников для поездки в ваш СЭГ и в полевые лазареты. Старший военврач предложил мне сестру Грегсон и…
– Вы отлично знаете, майор Ватсон, что они – не сестры! Не та квалификация. Они – младший медперсонал. Санитарки! И сама старшая матрона запретила ОВП работать так близко к передовой…
Прозвучал коротко и резко еще один взрыв, и все головы повернулись на звук. Взорвалась миссис Грегсон, старшая из волонтерок. Ее спутница, мисс Пиппери – крошечное создание, почти девочка на вид, чуть попятилась от подруги, словно от бомбы с часовым механизмом.
Миссис Грегсон, согнувшись пополам, поставила саквояж и, перешагнув его, оказалась лицом к лицу со старшей сестрой.
Миссис Грегсон с ярко-зелеными глазами и огненно-рыжими волосами под сестринской косынкой, на взгляд Ватсона, было около тридцати. Старшая сестра, пожалуй, двумя десятками лет старше, выглядела тощей, как трубочист. Годы на начальственном посту превратили ее рот в узкую щель. Сейчас губы сжались еще плотнее – словно разрез от бритвы на бледном лице.