Помотав головой, он стал пить шоколад.
– Не тревожьтесь, майор. Я слышала, что второй СЭГ уже действует. А в нашем больше нет мест. К тому же возвращаются майор Торранс и капитан Саймонд, так что у нас снова полный комплект врачей. Завтра будет легче. В смысле физически. Еще рома?
Он покачал головой и хлебнул шоколад. С резервной линии неподалеку долетел звук расстроенного пианино. Майор не сразу узнал первые такты «Вальса Сентябрь» Година. Потом ветер переменился и унес мелодию.
– Плохие известия? – спросил Ватсон.
Сестра ответила озадаченным взглядом.
– Простите? Какие известия?
– Телеграмма. Бумага сразу выделяется цветом и текстурой. Сообщают плохие известия?
Он видел телеграмму на столе рядом с письмами. Листок был скомкан, как конфетная обертка. Это ею размахивала сестра во время перепалки с миссис Грегсон.
– Это ведь телеграмма казначейства, да? «Их величества с прискорбием»… простите, мне не следовало вторгаться…
Любопытство в нем одержало верх над воспитанием. Если так, понятна становилась ее утренняя вспышка.
Сестра Спенс покосилась на телеграмму, и подбородок у нее задрожал.
– Это про моего брата. У него случился рецидив в болонском госпитале за день до отправки на родину.
Майор на секунду прикрыл глаза. Открыть их снова было нелегко. Веки словно налились свинцом. Может, он и вправду слишком стар? И следовало внять, когда его отговаривали? Послушаться Холмса?
– Мне очень жаль, – сказал он.
Сестра коротко склонила голову и отпила глоток шоколада.
– Все они – чьи-то братья и сыновья. Или мужья, женихи. Или отцы. Все до единого. Я – такая же, как все.
– Но не все знают, что значит «рецидив».
Вздох.
– Вы тоже знаете?
– Этого термина мне не забыть. Я столкнулся с таким случаем в Байоле. Он сумел пробраться ночью на склад медикаментов. И нашел дигиталис.
Сестра не поднимала взгляда от кружки. Черты ее смягчились, сейчас он видел совсем другую сестру Спенс.
– Генри лишился гениталий. Звучит как кошмарный куплетец из мюзик-холла, да? – Ее голос, опустошенный горем, был тонким и хрупким. – Оторвало осколком, а больше ничего не затронуло. В двадцать два года. Вы представляете? Он, верно, решил, что жизнь для него кончена. Бог знает где он достал пистолет, и подозреваю, там не слишком докапывались. Мне кажется, «рецидив» для семьи звучит чуть легче, чем «самоубийство».