Белый экран. Я стою жду.
И вижу голую пустыню, срезанный ландшафт, картинка остается неизменной, тишина – тоже. Несколько минут я не двигаюсь с места, жду: ни домов, ни велосипедистки – ничего; кончено, свершилось. Все тот же опустошенный экран.
Я постоял еще – может, будет продолжение? Из какой-то полости в глубине меня изверглась отрыжка со вкусом виски. Идти было некуда, сколько времени – неизвестно. Мои часы показывали североамериканское восточное.
Мы уже встречались с ним, здесь же, в пищеблоке, – с человеком в монашеском плаще. Когда я вошел, он не поднял глаз. В окошечке рядом с дверью появилась еда, я взял тарелку, стакан и приборы и сел за стол наискосок от незнакомца, по другую сторону узкого прохода.
Лицо у мужчины было вытянутое, большие руки, яйцеобразная голова, остриженная почти наголо – до редкой седой щетины. Плащ тот же, что и в прошлый раз, старый, мятый, лиловый с золотым орнаментом. С прорезями для рук. А в прорезях – руки в рукавах полосатой пижамы.
Я изучил содержимое тарелки, съел немного и решил сделать вид, что незнакомец говорит по-английски.
– А что мы едим?
Он посмотрел в мою тарелку, не глядя, однако же, на меня.
– Это называется утренний плов.
Я съел еще, попробовал связать вкус с названием.
– Из чего он, не подскажете?
– Морковка, лук, баранина да рис.
– Рис я распознал.
– Оши нахор, – сказал мужчина.
Поели молча.
– А что вы здесь делаете?
– Беседую с умирающими.
– Убеждаете?
– В чем мне их убеждать?
– Что будет продолжение. Пробуждение.
– Вы в это верите?
– А вы?
– А я, пожалуй, и не хочу. Просто беседую с ними о смерти. Тихо и спокойно.
– Но сама идея. Цели, ради которых все это затеяно. С ними вы не согласны?
– Я хочу умереть и покончить на этом. Вы хотите умереть?
– Не знаю.
– Какой смысл жить, если в конце концов не умрешь?
Я слушал его речь и пытался определить, не восходит ли она к некоей обособленной ветви английского, а интонацию, модуляции, может быть, сгладило время, традиции и влияние других языков.
– Как вы попали сюда?
Он задумался.
– Может, кто-то что-то сказал. А я решил сюда заглянуть. Я жил в Ташкенте во время тамошних беспорядков. Сотнями люди гибли по всей стране. Людей в кипятке варили. Средневековое сознание. Всегда у меня так: оказываюсь в стране, когда там беспорядки, насилие. Я выучился говорить по-узбекски и занимался с детьми одного местного чиновника. Учил их английскому, каждое слово объяснял, а еще помогал чем мог его жене, она уже не первый год болела. Выполнял функции духовного лица.