Не теряя
времени зря, всего за два дня после прибытия, в выделенном «русским
выскочкам» ангаре Алексей с Михаилом полностью собрали свой самолет
и даже провели короткий пробный вылет, мгновенно заставив
замолкнуть всех скептиков. Все же не только внешний вид, но и
продемонстрированные этим аэропланом возможности поразили не только
простых обывателей, облепивших ограду войскового плаца,
предоставленного правительством по договоренности с авиационным
клубом для полета, но и именитых авиаторов, примчавшихся в Кале,
как только им сообщили о готовящемся перелете.
Во все
последующие дни, то Алексей, то Михаил, вынуждены были постоянно
находиться непосредственно у аэроплана, свалив ночную вахту на
Никифора, дабы оградить свое детище от всевозможных диверсий со
стороны конкурентов и от промышленного шпионажа. Все же весь тот
пакет привилегий, что Федюнины всей семьей готовили почти месяц,
только-только был передан для оформления во Франции и, при большом
желании, особенно при лоббировании данного вопроса со стороны
французского правительства, эти документы могли неожиданно
«потеряться» или «сгореть в пожаре». Потому, как ни обижались
собравшиеся в Кале французские летчики и авиаконструкторы, никого
из них так и не допустили до аэроплана, за что едва ли не на
следующий день в многочисленных газетах на Алексея с Михаилом
пролилось целое ведро грязи. А вскоре нашлись храбрецы отважившиеся
бросить русским вызов.
Слишком
многие мечтали первыми перелететь Ла-Манш на аэроплане, дабы войти
в историю аэронавтики наряду с Жаном Бланшаром, первым пересекшим
канал на воздушном шаре. Но мало кто отваживался говорить о своих
намерениях вслух. Лишь трое – Юбер Латам, Луи Блерио и граф Шарль
де Ламберт изъявили желание составить в запланированном вылете
конкуренцию прибывшим из России авиаторам. Причем, аэроплан первого
еще даже не был завершен, и тому требовалось никак не менее пары
недель на достройку, а третий и сам являлся подданным Российской
империи, хоть это и нельзя было сказать по его имени. Тем не менее,
граф де Ламберт являлся единственным ребенком ныне покойного
русского генерал-адъютанта и наместника императора в Царстве
Польском графа Карла Карловича де Ламберта. И хоть львиную долю
своей жизни он провел во Франции, граф всегда считал себя русским.
Именно он и встал на защиту своих соотечественников, располагая для
этого поистине солидными возможностями. Все же де Ламберт являлся
не только весьма известным талантливым инженером и создателем судов
на подводных крыльях, но также числился одним из основателей
Французского Авиационного клуба. И его авторитета, вкупе с
появившемся в печати торжественным воззванием посла Российской
империи во Франции, оказалось более чем достаточно, чтобы перевести
направление газетных статей из обидно-обвинительного в
конструктивное русло рассуждения о возможностях подобного полета и
сравнения достоинств заявленных в вылет аэропланов.