Уж не знаю, чем руководствовался архитектор этого
монументального сооружения, но без бутылки тут, как говорится, не разберёшь.
Какие-то, как нарочно запутанные коридоры, куча боковых ходов, в которые
целеустремленная Гальянка резко сворачивала, грозя плеснуть мне кипяточком на
ноги.
Наконец мы ввалились, в, иначе и не скажешь, светёлку.
Такое светлое и радостное помещение. Стены цвета сливок, полы из чистого жёлтого
дерева, что-то типа паркета, только очень крупного. Панорамные, так сказать,
окна, светлые летящие шторы.
В комнате так жарко
натоплено, что окна приоткрыты, слышен щебет птиц, шорох
ветвей. В общем, классно.
Вот только происходит здесь что-то совсем не классное. На
громадной кровати посреди комнаты в отрубоне лежит явно беременная на сносях тётка,
или девка, фиг её знает, возраст непонятен.
Две бабки суетятся
вокруг неё и явно желают вернуть беременную в сознание, но делают это
как-то слишком деликатно, слегка дергают её за руки, говорят ей
что-то почтительно.
Таак… Судя по тому, что кровать под тёткой мокрая, да ещё и
в крови, процесс пошёл и пошёл не очень. Бабки, похоже, пребывают в отчаянии,
возносят молитвы Создателю и, похоже, страшно боятся лежащую на кровати.
Да ёканый бабай! Баба же сейчас сдохнет с ребенком вместе, о
чем бабки думают-то?!
Я подлетаю к несчастной беременной, опрокидываю на неё своё
ведерко с леденющей водицей, одновременно радуясь избавлению от тяжести, и с
размаху хлещу дуру по мордам. Баба вскидывается, открывает свои зенки и с
возмущением! пялится на меня.
-Тужься, дура, тужься, - ору я. Тут уже и бабки
встрепенулись, вышли из ступора и весьма умело начали нажимать бабе на
живот...
Раздается слабенький крик, суета уже радостная, мы с
Гальянкой намешали тёплую водичку, бабки намывают ребёночка, это девочка, вся
сморщенная, синюшного цвета. Конечно, с таким родовспоможением хорошо, что
вообще родилась.
Роженица опять в отрубоне, но это, похоже, уже мало кого
волнует, видимо, приоритет в этом мире отдан исключительно потомству.
Только сейчас обращаю внимание на лежащий всё это время в
углу грязноватый кулек, из которого периодически раздается еле слышный
писк.
Одновременно со мной вскидывается одна из бабок: «Батюшки, - тоненько голосит бабка, - про дитё-то и позабыла! Оно тут сопрело совсем в
тулупе-то да в жаре-то, дитё-то!»