***
Пожалуй, стоит описать цеппелин,
которому на неопределённое время предстояло стать моим домом.
Дирижабль, названный Капитаном
Непобедимым, имел сигарообразную форму, в длину он достигал метров
ста пятидесяти, а диаметр составлял примерно четвёртую части длины.
Корпус летательного аппарата был сделан из тонких листов
дюралюминия. Поначалу я решил, будто это броня, но дыры в тонких –
едва двухмиллиметровых – листах эту мою теорию опровергли. Просто
местные конструкторы сделали ставку на жёсткий корпус и не
слишком-то экономили материалы. Не виню их в этом – сероватый
металлический корпус выглядел устрашающе.
Наверное, из-за цвета я поначалу и
не заметил эту махину – когда Крог нашёл меня, уже смеркалось, и
увидеть сероватый корпус на фоне темнеющего неба было не так
просто. Да и в тот день дирижабль, благодаря весу машины, висел над
землей куда ниже, чем сейчас.
Помещения располагались внутри
корпуса, из-под аэростата выглядывала только рубка управления, да
под оперением торчали два винта.
О воздушном бое, в котором погиб
снайпер, а корпус цеппелина был так сильно повреждён, механик
рассказывал скупо и без особых подробностей. Часто и вовсе пожимал
плечами, предпочитая не отвечать на глупые по его мнению вопросы.
Эта стычка являлась настолько обыденным делом, что уже через две
недели о ней мало что удавалось вспомнить.
Раздражение механика проявлялось
лишь при упоминании повреждений, которые оказались слишком
серьёзными для обычной стычки. Правую сторону корпуса буквально
изорвало в клочья пулями, из-за чего пять из двенадцати мешков с
гелием пришли в негодность, а от пулемётной установки и,
следовательно, пулемёта вместе с уймой патронов остались лишь
воспоминания. От пулемётчика, понятное дело, тоже, но его механик
особо не жалел – парень не прожил на борту и недели. Материалы для
Крога были куда ценней малознакомого человека.
Обрадовавшись предложению остаться,
я резко поумерил свой оптимизм. Команде требовался стрелок, и, за
неимением альтернативы, им предстояло стать мне. Сложив два и два,
я понял, почему так сильно пострадала именно правая часть дирижабля
– виной тому как раз пулемётная установка. Значит, мне предстояло
занять самую опасную должность в команде. Я даже подумывал о том,
чтобы потихоньку смыться, но не рискнул: тысяча километров до
ближайшего города – слишком большое расстояние, чтобы его можно
было пройти пешком, не имея ни каких-то запасов продовольствия, ни
оружия. К тому же, незнание местных обычаев могло бы плохо
отразиться на состоянии моего здоровья. Я мог попасть в рабство
(мало ли, на Земле оно даже в развитых странах широко
практиковалось до девятнадцатого века), загреметь в тюрьму, а то и
вовсе заблудиться и погибнуть. Кроме того, мне не хотелось вновь
садиться на диету, едва не стоившую мне жизни.