В начале седьмого ворота опять закрываются и открываются только
в девять. В это время заводчане завтракают (домашние оставляют паёк
на обед), а на завод привозится ежедневная партия скота, которому
суждено будет стать консервами. Фермеры уходят и… всё. Ворота
закрыты до конца рабочей смены в восемь часов.
Всё это рассказал мне Дшук до того, как его голос совсем исчез в
гвалте животных.
Я лихорадочно соображал, каким же образом мне протащить через
проходную оружие, но пока ничего путного придумать не мог. За утро
на вышках периодически мелькали охранники, но, как я понял, на двух
вышках из четырёх всегда кто-то был. Кроме того управляющий и пара
его прихлебателей бродила как по цехам, так и по самой территории
завода, выискивая отлынивающих от работы.
На входе меня не шмонали, но на выходе наверняка обыщут, чтобы я
не спёр, например, кусок драгоценнейшей престарелой говядины.
Что делать?
Я представил, как говорю Ивалле “Ты не представляешь, на что мне
пришлось пойти, чтобы протащить эту винтовку за периметр” и
хмыкнул.
– Что-то смешное? – пробился сквозь куриное кудахтанье голос
Дшука.
Рабочий стоял, рядом, протягивая мне свою кружку.
– Да нет, ничего, – отмахнулся я.
– Возьми, – тощий уже ткнул кружку мне в плечо, – без бульона
тебе тяжело будет дотянуть до следующей кормёжки. Она будет только
в три.
– Спасибо.
Отказываться от калорий я больше в жизни никогда не буду.
Дшук остановил меня, схватившись своей немощной ладонью за
плечо.
– Тебе будут предлагать вступить в профсоюз, – не скрывая
волнения произнёс он. – Ни за что не соглашайся. Если согласишься,
тебя никогда не возьмут на постоянную работу. Говорят… – Дшук
понизил голос, от чего его практически не было слышно, – говорят,
что скоро их всех выгонят, а зачинщиков этого профсоюза
повесят.
– Я учту, – кивнул я. – Ни за что не вступлю.
Дшук кивнул и отпустил меня.
Я пошёл за своей второй порцией калорий. И этот бульон оказался
в разу хуже того, что мне давала Орайя.
На обед давали даже кусок мяса, но я съел его, не заметив.
Вообще, плохо помню обед. Да и весь день.
Какие-то бычки упирались, когда их вели на бойню, но большая
часть беспрекословно подходила к здоровенному мужику. Он совершенно
механически наносил тяжелейший удар кувалдой в лоб, и животное
падало замертво. Тушу тащили крюками и подвешивали к столбам
головой вниз, вспарывали горло. Кровь бережно собиралась в тазы.
Потом туше вспарывали брюхо так, чтобы все кишки выпали кучей. Я
собирался их по тазам и куда-то передавал. Потом грузил в тазы
внутренние органы. Затем шкуру, хвост и голову. И уже в самом конце
те куски, которые привык видеть в магазинах на Земле.