тронулся автомобиль. Надя бы и внимания не обратила на серый, очень скучный «Рено» – мало ли «чайников» тупят в жестком московском трафике? Да случайно заметила в зеркале заднего вида: в машине двое парней. Оба коротко стрижены. Кожаные куртки, темные очки. Очень характерные образы.
Следят за ней?!
Фу, Надя, хватит фантазий! До спецагента тебе пока далеко. Чрезвычайно.
Но – затягивает играть в шпионов – на следующем светофоре притворилась, что притормаживает на желтый. А в момент, когда свет сменился на красный, – с ревом пролетела перекресток.
За ней никто не последовал, серый «Рено» затерялся в потоке.
«Потеряли», – хмыкнула Надя.
Но во дворе профессора Юрлова парковалась нарочито медленно, по-дамски. Она у цели. Нужно удостовериться, что хвост сброшен.
Впрочем, кроме двух бабушек на скамейке и сердитого малыша в песочнице она не увидела никого.
Юрлов встретил гостью громогласно.
Завопил прямо на пороге коммунального коридора:
– Какая красивая девушка ко мне пришла!
Пара дверей, конечно, сразу приотворились. Из-за одной выглянул острый старушечий носик, вторым зрителем оказался мохнатый – настоящий питекантроп! – мужик.
– Завидуй, Степаныч! – обернулся к нему профессор.
Бабка хлопнула дверью, скрылась. Обросший черной шерстью дядька, наоборот, выполз в коридор. Перехватил Надин взгляд – уставленный в его голое, отвисшее пузо. Спросил неожиданно тоненько:
– Это ты ей, что ли, свою книгу драгоценную отдаешь?
– Не лезь в чужие дела, Степаныч, – надменно бросил Юрлов.
Отвернулся от соседа, захлопотал:
– Пойдемте, Надя, в мою комнату. Там чаек, пирожки, конфетки.
И не отпускал часа два. Митрофанова покорно слушала о сыне в Америке. Покойнице-жене. Вздорных соседях. Бывших коллегах, которые совсем забыли старика.
Елизаветинская Библия красовалась на почетном месте – на школьном пюпитре, в центре письменного стола.
Надя дождалась, пока чайник опустеет, а рассказы Юрлова пойдут по второму кругу, и вытащила из сумочки папку:
– Вот акт дарения. Директор библиотеки его уже подписал.
Профессор читать текст не стал. Увенчал документ размашистой закорючкой. Вздохнул:
– От сердца отрываю. Но куда еще девать? Сын получился агностик, ему Библия ни к чему, а тут, в коммуналке, того и гляди, стянут, на ящик водки сменяют.
Взял книгу, погладил кожаный переплет. Молвил задумчиво: