Поднимаясь по лестнице, Эдина оглянулась и увидела, как Лукас исчез в дверях большого зала. Когда он подошел к ней во дворе, она от смущения едва могла говорить. Доказательства его невиновности были получены, и она боялась, что, не удержавшись, скажет что-то в этом роде. Выдаст себя. Ведь тогда сразу стало бы ясно, что она подозревала Лукаса в намерении убить дитя. Конечно, подозрения были слабыми и шаткими, и он знал, что она не совсем ему доверяла, – но все же не стоило говорить о таких вещах.
Войдя в спальню, Эдина увидела Мэри, укладывавшую Малкома в колыбельку, и спросила:
– Он невредим?
– Да, мистрис. Вы с лэрдом спасли его от Саймона, верно?
– Полагаю, что так. Я просто немного волновалась, боялась, что наставила синяков бедняжке, потому что грубо тащила его к замку, чтобы поскорее добраться до ворот.
Девушка подошла к колыбели и взглянула на спящего ребенка, радуясь, что не видит очевидных признаков бесцеремонного обращения.
– Лучше несколько синячков, чем перерезанное горло, – заметила служанка.
Эдина вздрогнула при этих словах и подошла к тазику с водой, чтобы смыть грязь с рук и лица. Она была счастлива, что Лукас оказался хорошим человеком – как все и утверждали. Выходит, ее сердце не ошибалось на его счет. Однако оставался человек, замысливший убить невинное дитя просто потому, что сошел с ума от ревности и гнева.
Подобное было за гранью ее понимания. Но если она не понимала природы зла, то как могла с ним бороться?
Тихое проклятие сорвалось с губ Эдины, когда она, выскользнув из замка, стала обходить двор. Прошла неделя после схватки с Саймоном, и за это время ее жизнь совершенно изменилась. Потому что Лукас изменился…
Лэрд и раньше флиртовал с ней, старался сорвать поцелуй, но сейчас упорно и настойчиво ее преследовал – повсюду оказывался перед ней, где бы она ни появлялась. Он улыбался ей и льстил, но ее пугало то, что она наслаждалась всем этим. Следовало уйти подальше от него, чтобы иметь возможность хорошенько подумать.
Закутавшись в плащ – в конце августа было уже довольно холодно, – Эдина старалась привести в порядок свои мысли и разобраться в своих чувствах. В одном она могла быть уверена: больше ее никто не подозревал. Наконец-то люди Данмора поняли, что она ни в чем не виновата. Поскольку же Эдина, в свою очередь, подозревала Лукаса, она не обижалась на то, что ее тоже подозревали. Но что поделать? На карте ведь стояла жизнь ребенка, и следовало быть крайне осторожной.