– Отлично! – сказала она сестре-близняшке. – Меня поражает твоя меткость, несмотря на то что у тебя такое же плохое зрение, как и у меня, а носить очки ты отказываешься.
Аделин протянула ей лук.
– Это потому, что ты слишком много об этом думаешь, Эви. Ты все долго делаешь. А я всего лишь целюсь в большой красный кружок и выпускаю стрелу.
Конечно, дело не только в медлительности или расторопности. Аделин, а для друзей и родных просто Эди, прекрасно справлялась с любым делом, за которое бралась, несмотря на плохое зрение. У нее были в запасе самые разнообразные уловки, и она прекрасно скрывала свой недостаток. Она мило сглаживала неловкие моменты, когда, например, не узнавала знакомого, находящегося в другом конце комнаты.
Не имевшая такого таланта, как у сестры, Эви не смогла бы подсчитать, сколько раз она сбивала цветы в горшках или обижала кого-то из друзей, когда, не узнавая их, проходила мимо, но когда Эви исполнилось двадцать лет, она настояла на том, чтобы ей купили очки. Хотя очки еще надежнее укрепили за ней звание «девушки без кавалеров», она, по крайней мере, больше не рисковала упасть с лестницы или прослыть невоспитанной особой.
Эви поднесла стрелу к тетиве. И глубоко вдохнула, наслаждаясь нежным ветерком, щекочущим шею. Стоял чудесный сентябрьский денек, лето медленно таяло, уступая место осени, а небо по краям, казалось, мерцало золотом.
Эви подняла взгляд на Мейвуд-Мэнор – старый, благословенный особняк их семьи. Леди Полок с дочерьми, недавно наслаждавшиеся на террасе послеполуденным солнцем, ушли в дом и, без сомнения, поджидали сигнал гонга. Гости, которые гуляли по лужайкам или наблюдали за состязанием Эви и Аделин в стрельбе из лука, также направились в отведенные им комнаты, чтобы переодеться перед обедом. Сестрам тоже надо было бы вернуться в дом, пока их не хватилась мать и не отругала за опоздание. «Отругала» – это сильно сказано. Она бы просто улыбнулась, взяла дочь за подбородок и назвала бы озорницей, прежде чем прочесть суровую лекции Эви. В их семье такое отношение матери – дело обычное, и Эви не помнила, чтобы когда-то было по-другому.
– Ты будешь стрелять или простоишь тут весь день как дурочка? – спросила ее сестра, снимая кожаные перчатки. Она опустилась на один из кованых железных стульев, стоящих под тентом, который загораживал от солнца стол с напитками. – Мама головы нам оторвет, если мы опоздаем к обеду, так что лучше, если твой выстрел был бы последним.