В Петербурге Грибоедов встретил Пушкина, Вяземского, Мицкевича. Пушкин читал «Бориса Годунова». И не было у Пушкина слушателя лучше Грибоедова – он всей душой принял «мысль народную», которая пронизывает всю трагедию, восхитился величавой простотой повествования и звучными, свободными, естественными стихами. Вот что такое трагедия народная, вот как надо и о войне 1812 года… В этот приезд поэты много беседовали. А когда Грибоедов наиграл Глинке мелодию грузинской песни, музыка пленила Пушкина, и он написал романс «Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальной…».
3 декабря 1828 года Грибоедов послал своему начальнику Паскевичу подробный рапорт обо всех делах. Оканчивалось это письмо неофициально – Грибоедов просил Паскевича похлопотать об облегчении участи Александра Одоевского, похлопотать, чтоб его перевели на Кавказ, дали возможность выслужить чин. И не стоит напоминать, что просить за декабриста в 1828 году – акт гражданского мужества. Смелый человек Грибоедов, верный друг Грибоедов. Ведь совсем недавно его самого едва не отправили в Сибирь.
Отставка не состоялась. Грибоедов получает назначение в Персию, выполнять почти неисполнимые условия мирного договора. Он пытается отказаться – не прямо, но ставит перед царем заведомо невыполнимые условия. Он требует себе чрезвычайных полномочий. Грибоедов ликует – он вывернулся, его чин не позволяет получить место чрезвычайного и полномочного министра. Но мышеловка захлопнулась: он получает и чин, и полномочия. Теперь он понимает, что послан на гибель, он говорит об этом Пушкину перед отъездом в Персию: «Пустил бы я на свое место какого-нибудь франта, охотника до почетных званий, dendy петербургского Bonds-street – Невского проспекта, чтобы заставить его душою полюбить умеренность в желаниях и неизвестность».
В Тифлисе, как называли тогда Тбилиси, все было по-старому и лето в самом разгаре, когда Грибоедов вернулся. В Тегеран ехать не имело смысла. Отсюда министр мог диктовать условия и требовать выплаты контрибуции с большим успехом – так считал Грибоедов. А тем временем подготовить свой отъезд в Персию.
Мирная передышка поэту была необходима. «Это было 16-го. В этот день я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзе, все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойства ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную» – так описывал Грибоедов приятелю обстоятельства своей женитьбы. Юная очаровательная Нина была его ученицей в игре на фортепиано, теперь она стала его женой. «Мой роман живой у вас перед глазами… главное в нем лицо – друг ваш, неизменный в своих чувствах, но в быту, в роде жизни, в различных похождениях не похожий на себя прежнего, на прошлогоднего, на вчерашнего даже; с каждою луною со мной сбывается что-нибудь, о чем не думал, не гадал», – пишет Грибоедов друзьям. Он сам изумляется своей способности безоглядно, молодо любить и быть счастливым.