– Не буду ничего отсюда забирать, – говорю я. – А если тебе хочется какую-нибудь мамину вещь, скажи.
Сара мотает головой, и я дарю все, что есть в твоей комнате, тем, кто ухаживал за тобой до последнего дня.
Мы идем к выходу. Вдруг меня останавливает сидящая в коридоре престарелая землячка, твоя партнерша по скрэблу, когда ты еще дружила со словами, и по «корове»[45], популярной на нашем острове карточной игре, в которой надо блефовать, как в покере.
– Погодите! У меня для вас кое-что есть. Сейчас принесу.
Старушка, вооружившись ходунками, удаляется. Терпеливо ждем – Сара сидя, я стоя. Проходит не меньше столетия – и вот она наконец. Отдает мне большой конверт, а в нем – твой ежедневник в кожаной обложке с записями за три последних месяца и вдобавок к нему все исписанные сменные тетрадки за последние пять лет.
– Лу мне это доверила в один из дней, когда ум у нее был ясным, и велела сохранить для вас.
Дома нас ждет Помм, едва появились – сразу вышла из детской.
– Они поехали в гостиницу. Вы поругались, что ли?
– Мы вес на пределе, и каждый готов взорваться. Я очень устал, солнышко, не гожусь сегодня ни в собеседники, ни в сотрапезники. И не голоден. Иди, детка, с мамой и Сарой в «Пятьдесят», поужинаете там, хорошо?
– Нет, не надо тебе оставаться одному, пойдем с нами! – настаивает Сара.
– Завтра увидимся. Мне так лучше. Правда. – Я ласково кладу руку на плечо внучки, она морщится. – Что такое? Рука болит? Ну-ка покажи.
– Ничего особенного, просто синяк.
– С Шарлоттой вы мирно жили? Все было хорошо?
– Нирвана и Олимп!
Ты ушла искать, где оно, место, куда потом попадают все, ушла одна, без меня, ты будешь ждать меня там и когда-нибудь устроишь прием в мою честь. Не выдумывай для меня никаких кулинарных изысков, любовь моя, или сначала поучись, потренируйся: вари им там ангельские волосы, жарь райских рыбок, пеки дьявольское мясо, трави апостолов, заставь всех проклятьем заклейменных хлебать твою бурду… Вчера, после похорон, твоя подруга Мартина пришла к нам с испеченным ею шоколадным тортом – тем, что без муки, тем, что позволяет видеть жизнь в шоколадном свете, – словом, The magical саке. Мы его умяли с утра, еще до отъезда в Лорьян, но тебе я кусок оставил, и никто не посмел к нему прикоснуться. Этот ее торт такой мягкий – кажется, будто жуешь облако. Он сделан из шоколада, нежности и смеха.