В их отношениях ещё не случилось
самого главного, но и без этого Петр чувствовал, что нашел ту самую
единственную женщину, с которой можно провести хоть целую вечность.
Зоркий Татищев, по-прежнему не обделявший юношу своим вниманием,
сразу обратил внимание на случившуюся с ним перемену.
- Ты прямо светишься, Петруша, –
заметил он полушутя.
Петр немедленно залился краской.
- Никак, влюбился, солдат? –
ухмыльнулся генерал.
Петр окончательно смешался и
беспомощно попытался отшутиться.
- Любовь - штука хорошая. – Генерал
раскурил любимую трубочку, и едкий дым заполнил палату. Татищев
признавал только один сорт табака: с третьего спутника Перуна.
Спутник был чуть больше Луны, и селекционеры, пользуясь низкой
гравитацией, вывели сорт табака, напоминавшего длинную – чуть не в
сто метров – лиану. Его листья давали табак настолько крепкий, что
непривычный человек запросто мог хлопнуться в обморок после первой
же затяжки.
- Любовь штука о-очень хорошая, –
нараспев повторил Татищев, пристально рассматривая юношу сквозь
сизое табачное марево. – Только для нашего брата неудобная.
- Это почему же? – удивился Петр,
ладонью разгоняя сизые облака.
- Солдат – человек подневольный.
Сегодня тут, завтра там… А женщина, она суть существо ветреное.
Пока ты там своей сабелькой машешь, твоя избранница, глядишь,
полюбит другого. Возвратишься ты из боевого похода, весь радостный.
Думаешь, сейчас выбежит твоя красавица прямо к трапу шаттла,
обнимет-расцелует. А она, оказывается, давно замужем. И вся
недолга. Как тебе такой расклад, Петруша?
- Наташа… то есть, моя девушка… она
не такая, – убежденно возразил Петр. – Я ей верю, как себе. Она
будет меня ждать.
- Ну, коли будет, так и хорошо, –
помолчав, согласился Татищев, совершенно скрывшись за клубами дыма.
– Может, тебе и правда повезло, солдат. Может, ты у нас какой-то
особенный везунчик, а Петруша?
Белоусов, помимо воли, расплылся в
блаженной улыбке.
Шло время. Петр с каждым днем
чувствовал себя всё лучше, и даже строгая Зинаида Максимовна
проверяя на утреннем обходе его показатели, не отпускала обычных
комментариев.
Ему, наконец, разрешили покидать
территорию госпиталя. Но только с сопровождающим. В роли чичероне
выступила, разумеется, Наташа. Это были часы, наполненные
совершенно неземным счастьем. Они подолгу гуляли по Невскому,
заглядывая в уютные кондитерские, где подавались изумительно
ароматный черный кофе с мороженым, и нежные, воздушные пирожные.
Дышали прелой листвой в Летнем саду. Стояли на набережной стрелки
Васильевского острова, наблюдая за неспешным течением темных вод
Невы. И говорили, говорили, говорили. Когда не целовались,
конечно.